Дневники Зевса - Дрюон Морис

По счастью, циклопы Посейдона не обладали, даже в малой степени, ни мощью, ни послушной понятливостью своих предшественников. Хоть и огромные, скотски-грубые и злые, они отличались таким тупоумием, что сладить с ними было довольно легко, и даже поручить полезные задачи. «У тебя нога чешется? Ну так прихлопни ее скалой в наказание». Благодаря подобным рассуждениям я и уверился в том, что они мне не опасны. Кроме того, они не были бессмертны.

На некоторое время я предоставил их, под руководством Прометея, в распоряжение людям, чтобы помочь заложить основания городов. Люди воспользовались этими колоссами, чтобы возвести (согласно рецептам, сохраненным со времен Атлантиды) те самые стены и здания, которые вы до сих пор называете циклопическими.

Потом, один за другим, Посейдоновы циклопы угасли. Отважный и смекалистый Одиссей, любимчик моей дочери Афины, о приключениях которого вы немало наслышаны, одержал верх над последним из них, чудовищным Полифемом.

Что за необычная страсть толкнула в какой-то момент моего брата Посейдона к Горгоне Медузе? Медуза породила Пегаса, крылатого коня, чьи копыта, касаясь земли, выбивали родники; он, конечно, был хорош собой, но плохо управляем и, признаем это, мало на что годился.

От этого же союза родился Хрисаор — великан с золотым мечом. Хрисаор верхом на Пегасе — какие ужасные скачки они могли бы вместе устраивать, если бы поладили друг с другом! Но Пегас отказался носить на себе Хрисаора; оседлал его другой сын Посейдона — Беллерофонт, — отправляясь по моему приказу убить Химеру. После этого Пегас захотел взлететь так высоко, что достиг звезд; я упросил его там и остаться.

Что касается Хрисаора, весьма неспособного самого по себе, то он породил Гериона, великана с тремя туловищами выше бедер; моему сыну Гераклу пришлось трижды его убивать.

Вечно какие-то невообразимые комбинации, вечно какие-то бредовые причуды, слишком напоминающие безумства титанов, когда те вбили себе в голову, что им следует заниматься творчеством! Нет, я и в самом деле не могу понять этих наваждений.

С нашей сестрой Деметрой, которую Посейдон любил после меня (мне вскоре представится повод к этому вернуться), брат породил против воли несчастной и в самое неподходящее время еще одного сына, странного коня Арейона, и дочь, которой я навсегда запретил давать имя.

Однажды смертная красавица Ифимедия из рода Прометея прогуливалась нагой по пляжу и (несколько вызывающе, признаю) забавлялась тем, что плескала на себя горстями воду, чтобы та, струясь, стекала по груди... То-то воображение моего братца Посейдона взыграло! Ах, купальщицы, берегитесь!

С Ифимедией Посейдон сделал двух сыновей, и те, негодяи эдакие, каждый год вымахивали на локоть в высоту и на сажень в ширину. Оба молодца, От и Эфиальт, непомерно громадные, шумливые, самодовольные забияки, присоединились в девятилетнем возрасте к побежденным гигантам и участвовали в их восстании. Это они пытались взгромоздить Пелион на Оссу. ^[5] Но их злые выходки этим не ограничились: они затолкали моего сына Ареса в бронзовый горшок, где тот просидел тринадцать месяцев. Они приставали к олимпийским богиням с самыми непристойными предложениями. Когда на буянов обрушилась кара, мой гнев их не пощадил.

Но думаете, перечень закончен? Нет, конечно.

Керкион и Скирон, два ужасных разбойника, долго наводившие ужас, один близ города Элевсин, другой близ Мегары, — тоже отродья моего братца. И лишь Тесей, другой побочный сын Посейдона, рожденный одной трезенской царевной, избавил край от этой двойной напасти. Тесей был несомненно одарен по части подвигов, мореплавания, хитрости, правления, но только не счастья. Все его близкие — Эгей, приемный отец, Ариадна, Федра, сын Ипполит — кончили трагически и по его вине.

Стоит ли напоминать о злополучной связи моего морского брата с Тельхиной Халией? Тельхины, любезные демоны волн, которые часто посещают окрестности Родоса, подобрали и приютили Посейдона во времена нашей полной опасностей юности, подобно тому, как Куреты оберегали меня на Крите. А их сестра, прекрасная Халия, божество морской соли, сыграла при моем брате примерно ту же роль, что и Амалфея при мне. Какая смутная ностальгия, какие воспоминания о неутоленных желаниях отрочества толкнули Посейдона вновь увидеть Халию? Другие удовлетворились бы просто разговором о былом. Но у Халии от этих разговоров родились шестеро сыновей, шестеро шалопаев, которые, достигнув половой зрелости, сговорились по очереди насиловать свою мать. Гораздо менее снисходительный к чужому распутству, чем к своему собственному, Посейдон сначала долго гнал своих шестерых сыновей ударами трезубца, а потом, пробив землю среди волн, вверг их туда. Халия не требовала подобного мщения. Под бременем стольких незаслуженных несчастий она ушла в глубины вод и более не появлялась.