Магички - Кетро Марта

— Но только самоварную! Магазинную ни-ни, у неё вкус другой.

Алла ничего не ответила, но стало ясно, где она таких гурманов видала.

— Ладно, пошли.

В дальнем конце кухни была ещё одна дверь, за которой обнаружилась огромная кладовая без окон, с множеством полок, сплошь уставленных коробками, банками и пакетами. Запах там витал сложный, но в целом приятный.

Алла сверилась со списком, взяла небольшую стремянку и достала сверху пару жестянок без этикеток.

— На вот. Что ж с тобой делать, если слаще варёнки ничего в жизни не пробовала.

Ольга много разного едала, но тут решила не спорить — прикидываться сироткой гораздо удобней. Вместо этого, углядев между стеллажами ещё одну дверь, спросила:

— А там чего?

Алла замялась, чем изрядно удивила Ольгу она-то думала, что смущение ей не свойственно.

— Мастерская моя. Хочешь посмотреть?

— Ещё бы!

Миновали крошечную прихожую, затем Алла прошла вперёд, отперла замок, щёлкнула выключателем и посторонилась, впуская Ольгу. Та не сдержала изумлённого возгласа (надо признать, непечатного рода). Отовсюду на неё глядели блестящие стеклянные глаза: с тёмной стены грустно смотрел лось, серая кабанья морда казалась улыбающейся, на мраморных столиках пушили перья изящные птицы — Ольга узнала только утку, сойку, ворона и сову.

— Так вот кто сделал Жакоба!

— Моя работа, да.

В помещении был кондиционер, над одним из столов располагалась вытяжка, так что в воздухе не чувствовалось никакой особой химии. Ольга не удержалась, понюхала зелёную макушку селезня — немного отдавало нафталином, но не смертельно.

— Это от моли, — пояснила Алла, — а так они не воняют.

__ А… над чем ты сейчас работаешь? — спросила Ольга просто, чтобы что-то сказать.

Алла открыла холодильник и продемонстрировала большой, герметично закрытый прозрачный пакет, в котором лежал, неловко выгнув шею, небольшой белый гусь. Он был завёрнут в обычный женский чулок, но Ольга умудрилась разглядеть вату в оранжевом клюве, и ей стало немного дурно.

— Ты его сама… того… застрелила?

— Да ты что, купила, он же домашний. Сезон зимой начинается, это я так, практикуюсь.

— Кстати, давно хотела узнать, ты о чём пишешь, Алл? Мне твои книжки не попадались…

— О животных, я в них разбираюсь. Очень я животных люблю.

«Хорошо, что не людей… хотя по людям у них Марго специализируется», — подумала Ольга, но промолчала, и Алла мечтательно продолжила:

— Вот лисы, лисы, они, знаешь, вот тут, — протянула руку к чучелу огнёвки, которая смирно, лапка к лапке, сидела на полке, — пахнут фиалками. Здесь, над хвостом. Тооооненько так. И поверить невозможно, пока сама свежую тушку в руки не возьмёшь. Красавицы они, девочки… И повадки такие, уж сколько лет смотрю, а всё не пойму, какая сила приводит их под выстрел. Только недавно была за несколько километров отсюда, а поди ж ты, возникла шагах в сорока и будто ждёт, покорная.

У Аллы была тяжелая нижняя челюсть, казалось, будто она постоянно борется с раздражением, сжимая зубы и презрительно кривя рот. Но сейчас она расслабилась, жесткое широкое лицо сделалось мягче, и на нём промелькнуло выражение такой нежности, словно речь шла о любви, а не о смерти.

— Ага… — Ольга с трудом отвела взгляд от её лица, растерянно взглянула на банки, которые до сих пор прижимала к груди, и нашлась: — Ну, пойду я, добычу отнесу. Спасибо, что показала, красиво у тебя.

Алла кивнула и проводила её в кухню, по дороге тщательно запирая все двери. Напоследок, порывшись в столе, протянула консервный ключ: — Верни потом, не забудь.

Сентябрь проходил незаметно, Ольга погрузилась в занятия и книги и совсем не чувствовала Крыма; солнце и морской ветер не добирались до неё, иногда казалось, что она проводит дни в подземельях, хотя на самом деле классные комнаты располагались примерно на втором этаже — если, конечно, странная планировка не обманывала.

Лишь по вечерам, впадая в естественную после ужина задумчивость, Ольга выходила во двор, смотрела, как солнце стремительно уползает за гору и уже в восемь становится темно. Она каждый раз надеялась дождаться низких крупных звёзд, но прохлада всегда загоняла её в дом до срока.

Как-то Ольга выбралась позднее обычного, когда сумерки стали совсем чернильными, и потому не сразу разобрала, что место под миндалём, где ей нравилось сидеть, кем-то занято. Уже собралась пройти мимо, чтобы не нарушать чужое уединение, как её окликнули: