Итальянка - Мердок Айрис

— Мэгги считает, что ничего не сломано. Смотрю, ты приложил старый добрый кусок мяса. Тот глаз вообще видит?

— И пробовать не хочу!

— Ты простил меня?

— Ну конечно, кретин. Меня давно пора было кому-нибудь треснуть.

Как ни странно, случившееся не только установило между мной и Отто род связи, которой мы не испытывали с детства, но и высвободило из нас удивительную живость, почти веселье.

— Не понимаю, что на меня нашло!

Я мог придумать множество вариантов, но, поскольку не имел желания ввязываться в психоаналитическую дискуссию, спросил лишь:

— Что происходит нынче утром?

— Ну, они уехали.

— Они?..

— Дэвид и Эльза. Уехали.

— Хочешь сказать, просто взяли и смылись?

— Это я их выгнал. Уволил обоих, отослал, положил этому конец. Я всю ночь не спал. И не пил. По крайней мере, много не пил.

Я пожалел Изабель. Но конечно, так лучше. И Отто тоже жаль.

— Ты все прекратил, Отто?

— Да. Я понял, что ситуация безумная. Почему-то после того, как врезал тебе, я больше не злился. А только думал, какой мерзкий скотский бардак мы развели. Изабель рыдает, мебель вся поломана, а ты лежишь там, как мертвый. Мне сперва показалось, что я тебя прикончил. А потом Мэгги набросилась на меня с кулаками, и у меня в голове неожиданно прояснилось. Я понял, что самое время принять чертовски жестокое решение. После этой истории с Дэвидом тянуть дольше было нельзя. Я должен был избавиться от них обоих. И как можно скорее, иначе никак. Они нас всех с ума сводили. Волшебники, ангелы, демоны. Конечно, я знал это с самого начала.

— Ангелы, демоны… ну да.

Меня охватила странная печаль.

— Ну я и написал им, чтобы немедленно убирались, и вложил чек на зарплату Дэвида. Мэгги отнесла письмо и сказала, что они и так уже вещи собирают. Я лег в постель, и мне приснилось, что за мной вокруг дома гонится гигантский черный чайник. Я пытаюсь вызвать помощь, но телефонный диск оказывается сделанным из салфеток…

— Так они уехали?

Я осмелился приоткрыть второй глаз, но тут же захлопнул его.

Отто закрыл лицо. Его голос дрожал.

— Да, наверное. Я не хочу их больше видеть, я просто не знаю, что сделаю, если еще увижу любого из них. Они окружили меня и свели с ума. Надо положить конец безумию.

— А Изабель ты видел?

— Нет. Я не уверен, что смогу простить Изабель. Я так отвратительно связан с ней…

— А как же твои собственные проступки?

— Я знаю. Но это не срабатывает. Наверное, мы должны простить друг друга. Но это не так просто. Пока меня тошнит при одной мысли о ней.

— Как бы то ни было, хорошо, что ты не ударил ее. Как Флора?

— Бедняжка! Я долго говорил с ней прошлой ночью, и она мне все рассказала. Боже, я должен был увидеть, что происходит, я должен был позаботиться о ней! Я был как будто зачарован.

— Что ж, теперь ты освободился от чар. Вернулся в реальную жизнь. Думаю, я отправлюсь домой сегодня или завтра, раз уж все треволнения, похоже, закончились.

Я и сам чувствовал себя свободным от чар, словно удар Отто выбил из меня остатки благих намерений. Я ничего не могу сделать для этих людей. И не хочу наблюдать за жалкими попытками Отто и Изабель восстановить свои разрушенные отношения. Голова моя была тяжелой от боли, и, когда я попытался сесть, каждое движение отдавалось в ней мучительными спазмами. Я вяло трепыхался, пока Отто неуклюже шарил по подушкам.

— Ну, — сказал он, — не совсем все треволнения. Как тебе вот это, что я только что нашел?

Он помахал бумагой у меня перед носом. Я как мог сфокусировал на ней единственный глаз и принялся растерянно читать. Лидия явно дала волю своему чувству юмора: «Сим отписываю и завещаю все, чем буду владеть на момент смерти, моей любимой и верной подруге Марии Маджистретти».

16 Огненный танец Эльзы

Торжественное семейное собрание состоялось в комнате Изабель. Мощное пламя, ворчащее, вздымающееся и увядающее в своей собственной независимой жизни, делало комнату попеременно то яркой, то тускло-золотистой, а также неуютно жаркой. Снаружи дождь по-прежнему лил на холодную мокрую зелень английского летнего дня. Вчерашние обломки мебели были свалены в угол, отчего беспорядок казался меньшим. Изабель, маленькая, усталая, опрятная в простом сером пиджаке и юбке, сидела в кресле. Она плакала, но сейчас была спокойной и равнодушной. Она надела отстраненную, усталую маску наемного секретаря. Отто, в спортивной куртке и штанах, напяленных на помятую пижаму, прислонился к каминной полке. Запах подпаленного влажного твида наполнил комнату. До меня дошло, что Отто тоже плачет, и я отвел глаза. Интересно, действительно ли подменыши уехали?