Мы вышли покурить на 17 лет… - Елизаров Михаил

Юр Юрич передал улыбчивому азербайджанцу мясо и прочую снедь. Кормили вкусно — повар лез вон из шкуры. Я, хмурый, сидел да помалкивал. Коля Добро, чтоб расшевелить застолье, рассказал гостям про Аслана и потолок, я скорчил постное лицо, не стал сверкать и раскланиваться…

Больше выступал Славик — хмелел, блажил. И судьба выбрала его.

Я не заметил, что в «резервации» появились странные посетители. Когда я их увидел, то уже не сводил с них глаз. Двое.

Для бабьего лета они вырядились излишне тепло и мрачно — черные долгополые одежды в железных побрякушках. У парня были длинные, до лопаток волосы. Его спутница отличалась бледностью и угольным выразительным ртом.

Похожих на них — но лишь похожих! — я видел годами позже. Но в далеком девяносто третьем году на Харьковщине не водились «готы».

— О, неформалы! — развеселился Славик. — Неферы! — Он несильно пнул меня локтем, голосом привлек всеобщее внимание: — Сродственники твои бывшие! — пантомимой изобразил длину моих утраченных волос. — Такие же лохматые! — пояснил гостям. — Мишаня просто был таким же! Недавно стал выглядеть как пацан!..

Я промолчал.

Странную пару теперь рассматривал весь наш вип.

— Кто такие? — спросил у стола человек-кабан.

Гена чуть сощурил глаз, будто целился: — Рокеры…

— Металлисты, — уверенно и тепло сказал Коля Добро.

— Непонятные какие-то, — усомнился Юр Юрич. — Те в кожаном с заклепками ходят. А эти, как монахи…

— Не, не рокеры, — возразил лысый снеговик, уминая мясо. — Это сатанисты. Я про них недавно кино смотрел.

— Эй! — замахал Славик неопознанным. — Идите сюда!..

Повернулся к «братве»: — Ща разберемся, ху из ху! — И снова обратился к «резервации». — Але, бля! Кому говорят?!

Они обернулись на крик. Славик манил: — Подошли сюда! — и одновременно подмигивал «братве» — сулил потеху.

Вертелось на языке: «Оставь людей в покое», — но я снова промолчал. В конце концов те двое в черном должны были сами понимать, что подходить не следует. У них была возможность убежать — никто не бросился бы в погоню. Но они послушно встали со своих пеньков и небыстро двинулись к нам. Поднялись по ступеням на террасу, остановились.

Я хорошо рассмотрел их. Парень оказался взрослым — лет тридцати на вид. Издали он выглядел моложе. Вороные волосы были прямыми, длинными, без единого завитка. Редкая щетина на щеках и подбородке оттеняла бледность узкого костистого лица. Через лоб пролегла глубокая морщина, похожая на след ножа. Сам он был высок и худ, но при этом казался широкоплечим. Хотя, возможно, плечи формировал приталенный покрой его плаща или, скорее, кафтана, украшенного черными металлическими застежками — по типу красноармейской шинели с «разговорами». Галифе или шаровары уходили в сапоги офицерского образца.

Покойнику желают — покойся с миром. Тот парень выглядел так, будто до конца принял в себя это пожелание для мертвых. Его лицо не выражало ни волнения, ни страха, ни любопытства. Оно было неподвижно, безжизненно, как фотография на могильном памятнике.

Девушка была иссиня, по-цыгански черноволоса. Она словно бы не замечала нас, подобно слепой прислушивалась к тому, что должно произойти. На ней был такой же бархатный кафтан, только побрякушек больше, какие-то птички, змейки. Я не видел раньше такого мрачного макияжа — выбеленное лицо, черные тени, черный рот.

Славик выскочил как на сцену. Произнес, куражась: — Вы кто ж такие ебанутые-смешные?

Они молчали, эти странные двое. Я пытался встретиться с парнем глазами, но у него точно не было взгляда.

Он коснулся своей подруги и чуть повернулся — решил уйти. Поздно…

— Э-э-э! — Славик разъехался, как упавшая гармонь. — Куда, лохматый?! Я еще никого не отпускал! — резко схватил за плечо.

Все, что случилось дальше, произошло за считаные секунды, но я замедлю их, прокручу покадрово.

Парень чуть взмахнул руками, распахивая кафтан. Я увидел пояс, широкий, кожаный. На нем связку гвоздей — невиданно длинных, треугольного сечения, наподобие «костылей», которыми крепят рельсы.

Он сорвал с пояса гвоздь, вскинул его, как кинжал. Из натянувшихся манжет выскочили жилистые запястья. Рука была похожа на шеистого аиста с железным клювом.

Быстрым птичьим движением он воткнул гвоздь Славику в грудь, затем последовал хлесткий, кузнечный удар правой ладони и деревянный треск. Странно было видеть этот заколоченный в живого человека гвоздь с длинным обрывком черной нити возле шляпки. Парень проводил железо рукой, толкнул, и Славик обрушился на спину. На белой футболке выступила кровь.