Сын цирка - Ирвинг Джон

По его мнению, спорить было просто не о чем. Какую чушь несет его сын, когда приводит пример пациентки Фрейда, которая «мужской рукой» пытается сорвать с себя платье, а «женской рукой» в отчаянии прижимает это платье к телу?

— Неужели этому обучают вас в Европе? Настоящее сумасшествие искать какую-то логику в том, что думает женщина, когда снимает с себя одежду! — в гневе кричал отец.

Старший Дарувалла не хотел слушать ни слова из того, что говорил Фрейд. Фарук воспринимал это как еще одно свидетельство интеллектуальной косности и старорежимности отца-тирана. Для того, чтобы дискредитировать основателя психоанализа, он обратился к авторитету выдающегося клинициста и талантливого автора коротких рассказов — канадского врача Вильяма Ослера, которого Фарук тоже очень уважал. Старит; перефразировал афоризм Ослера, что учиться медицине без учебников все равно, что выходить в открытое море без карты. Фарук было заспорил, ссылаясь на то, что сэр Ослер не советовал изучать медицину без изучения пациентов, иначе вообще не стоит выходить в море, Фрейд, по крайней мере, сам изучал пациентов, но даже этот довод не поколебал мнения Ловджи.

И тут Фарук почувствовал отвращение к отцу Он покинул дом семнадцатилетним юнцом, но в девятнадцать лет уже повидал мир и многое прочел Стоик показался ему обыкновенным шутом, поскольку вовсе не являл собой образец гениальности и благородства. Однажды в подходящий момент сын дал почитать старому доктору роман Грэхема Грина «Сила и слава». Он нашел книгу слишком модернистской. Поскольку в романе затрагивались вопросы религии, то для Ловджи это было равносильно тому, как если бы размахивали красной тряпкой перед глазами быка.

Фарук представил роман как сильнейший удар по римско-католической церкви, добавив, что французский епископат осудил книгу. Папаша клюнул на эту удочку, по каким-то непонятным причинам он не любил французов и вообще полагал, что все религии мира «ужасные монстры».

Глупо было надеяться, что какой-то роман когда-то направит старомодного старика на дорогу новейших европейских теорий, переделает его мышление. Таким же наивным было предположение Фарука, что роман облегчит ему разговор с отцом о католичках сестрах Зилк, не согласных с мнением французских епископов об ужасном характере книги. Дальнейший ход разговора, как его задумал молодой Дарувалла, мог бы привести к объяснению того, кем стали для сыновей Ловджи эти либерально мыслящие сестры.

Однако все пошло не так. Старшему Дарувалле роман совсем не понравился. Он осудил его за моральную противоречивость, а также за «огромное смешение добра и зла». Старый доктор отметил, что убивший священника лейтенант показан в романе честным человеком с высокими идеалами, священник нарисован полным негодяем, развратником, пьяницей и человеком, которому безразлична судьба его незаконнорожденной дочери.

— Разумеется, такого человека нужно убить, однако вовсе не из-за того, что он священник! — негодовал старший Дарувалла.

Фарука озадачила такая идиотская реакция на роман, который он перечитал уже много раз, и он еще больше рассердил отца, сказав, что его суждение недалеко ушло от нападок католической церкви на эту книгу.

Так начиналось лето и сезон дождей в 1949 году.

Застрявший в прошлом

Здесь мы вынуждены ввести в повествование киношников-придурков, голливудских негодяев, этих «бессовестных трусов и посредственностей» и всю мутную пену из помоев кинобизнеса. К счастью, они лишь второстепенные персонажи романа, но настолько неприятные, что разговор о них откладывался так долго, насколько это оказалось возможно. Кроме того, прошлое и так уже вторглось в наш рассказ.

Пока Фарук Дарувалла сидел в Дамском саду клуба Дакуорт, прошлое навалилось на него с такой ужасающей силой, что он забыл даже о бокале пива, которое стало теплым и противным. Такое длительное пребывание в прошлом не было для него редкостью.

Фарук думал, что следует встать из-за стола и позвонить жене. Надо сообщить ей о бедном мистере Лале и об угрозе их любимому Дхару: ЧЛЕНЫ КЛУБА УМРУТ, ЕСЛИ ДХАР ОСТАНЕТСЯ ТАМ. Ее следует предупредить, что Инспектор Дхар придет к ним на ужин. Кроме того, он струсил и так и не осмелился довести до Дхара неприятное известие. Дарувалла понимал, что в любое время можно ожидать приезда брата-близнеца в Бомбей. Думая обо всем этом, он оставался сидеть на месте, не имея сил ни встать из-за стола, ни допить пиво. Такое впечатление, что ему тоже досталось клюшкой по голове. Клюшкой для игры в гольф. Совсем как бедному мистеру Лалу.