Истории обыкновенного безумия - Буковски Чарльз

она преспокойненько лежала в постели, ела шоколадные конфеты (так-то!) и листала «Ньюйоркер» и «Субботнее литературное обозрение», была среда или четверг, а на полу в прихожей все еще валялись воскресные газеты, есть я не мог от усталости, а воды в ванну налил только до половины, чтобы не утонуть, (свой срок лучше отмерять самому.)

выкарабкавшись помаленьку из чертовой ванны, точно заплутавшая сороконожка, я доковылял до кухни в надежде выпить стакан воды — раковина засорилась, серая вонючая вода поднялась до краев, я с трудом подавил рвотный позыв, повсюду валялись отбросы, вдобавок эта женщина страстно увлекалась коллекционированием пустых банок с крышечками, и, словно бы добродушно и безрассудно насмехаясь над всем происходящим, в раковине, среди посуды и прочего, плавали эти наполовину заполненные водой банки и крышечки.

я вымыл стакан и выпил воды, потом я добрался до спальни, вам никогда не узнать, сколь мучителен был перевод моего тела из вертикального положения в горизонтальное на кровати, главное было не шевелиться, вот я и лежал неподвижно, точно оглушенная и замороженная ебучая бессловесная рыбешка, я услышал, как она перелистывает страницы и, желая наладить хоть какой-то человеческий контакт, попробовал задать вопрос:

— ну что, как прошел сегодня поэтический семинар?

— ах, я очень волнуюсь за Бенни Эдмисона, — ответила она.

— Бенни Эдмисона?

— да, он еще пишет такие смешные рассказы о католической церкви, он всех смешит, его опубликовали только один раз, в каком-то канадском журнале, и теперь он больше никуда свои вещи не посылает, думаю, журналы до него еще не доросли, но он очень забавный, он всех нас смешит.

— что у него за проблема?

— дело в том, что он развозил на машине товары, а теперь потерял работу, я поговорила с ним у входа в церковь перед началом публичных чтений, он сказал, что не может писать, если у него нет постоянной работы, для того чтобы писать, ему нужно иметь работу.

— странно, — сказал я, — некоторые из своих лучших вещей я написал как раз тогда, когда не работал, когда помирал с голоду.

— но Бенни Эдмисон о СЕБЕ не пишет! он пишет о ДРУГИХ людях!

— а-а.

я решил оставить эту тему, я знал, что раньше чем часа через три заснуть не сумею, к тому времени боль частично утихнет, впитавшись в матрас, а потом настанет пора вставать и возвращаться на то же место, я услышал, как она перевернула несколько страниц «Ньюйоркера». чувствовал я себя отвратно, но все-таки рассудил, что и другие точки зрения ИМЕЮТ право на существование, быть может, на поэтическом семинаре и вправду попадались писатели, маловероятно, но МОГЛО и такое случиться.

дожидаясь, когда отпустит боль, я услышал, как перелистывается очередная страница и вынимается из обертки конфета, потом она снова заговорила:

— да, Бенни Эдмисону нужна работа, ему нужна какая-то основа для творчества, мы все настоятельно советуем ему примириться с журналами, очень жаль, что ты не читал его антикатолических рассказов, знаешь, когда-то он был католиком.

— нет, не знаю.

— но ему нужна работа, мы все пытаемся найти ему работу, чтобы он смог писать.

на время воцарилось молчание, откровенно говоря, о Бенни Эдмисоне с его проблемой я даже не думал, потом я попытался задуматься о Бенни Эдмисоне и его проблеме.

— слушай, — сказал я, — я могу решить проблему Бенни Эдмисона.

— ТЫ?

— ага.

— каким образом?

— он может наняться на почту, там берут всех без разбору, возможно, он даже завтра утром устроится, и тогда он сможет писать.

— на почту?

— ага.

перелистнулась еще одна страница, потом она заговорила:

— Бенни Эдмисон — слишком ЧУВСТВИТЕЛЬНАЯ НАТУРА, чтобы работать на почте!

— а-а.

я вслушивался, но уже не слышал ни страниц, ни конфет, в то время ее очень интересовал некий автор коротких рассказов по фамилии не то Хоутс, не то Коутс, не то Хаос, который сознательно писал скучную прозу, длинными столбцами тягомотины заполнявшую промежутки между рекламой крепких напитков и морских круизов, и эти рассказы всегда кончались одним и тем же: какой-нибудь обладатель полного собрания Верди, страдающий похмельем после бакарди, в четыре часа тридцать минут пополудни убивал в каком-нибудь грязном нью-йоркском переулке трехлетнюю девочку в голубом комбинезончике. именно таковым было слабое, путаное представление редакторов «Ньюйоркера» об изощренном авангарде — мол, смерть всегда побеждает, и у нас под ногтями грязь, все это куда лучше сделал пятьдесят лет назад некто по имени Иван Бунин в одной вещице под названием «Господин из Сан-Франциско», после смерти Тэрбера «Ньюйоркер», точно дохлая летучая мышь, до сих пор блуждает в потемках ледовых пещер среди ископаемых останков китайской красной гвардии, короче, они исписались.