Грех и другие рассказы - Прилепин Захар

Ноги у нее длинные, да, только сама несимпатичная. А ноги замечательные.

— Вот этот.

Я кивнул головой и пошел к столику, за которым сидели все те же трое, столичные гости. Ногу официантке погладил их водитель. Он смотрел, как я подхожу.

— Будьте добры, не трогайте больше официанток, — сказал я ему, наклонившись. — Хорошо?

Водитель пожал плечами.

— Я никого не трогал.

— Ну, еще лучше, — ответил я и отошел.

«Овца, — подумал я снова. — Надо юбку надевать поприличнее, не на детский утренник пришла...»

Я еще не успел вернуться в фойе — оно пустовало, что недопустимо, потому что может кто-нибудь проскочить без билета, — только-только входил туда, и меня за плечо остановил высокий москвич.

— Ты оскорбил моего друга, — сказал он.

— Я никого не оскорблял, — ответил я устало. Но это уже была другая, почти безвольная усталость, не та, что в начале вечера, возникавшая от предсказуемой человеческой наглости, которую я так легко мог сломить.

— Он никого не трогал, и ты его оскорбил, испортил ему вечер.

— Ну как не трогал, если она жалуется? — отругивался я. Молоток еще куда-то пропал.

— Так, не трогал, — голос у него был поставлен хорошо, и, разговаривая, он подрагивал от близкого, готового выплеснуться бешенства, которому мне нечего было противопоставить. — Я думаю, тебе стоит пойти извиниться, — сказал он.

«Да пошло все к черту», — подумал я и вернулся к столику.

— Ваш друг утверждает, что вы никого не трогали, — сказал я смотрящему в сторону водителю. — Если так — приношу извинения. Надеюсь, что все было именно так. В любом случае не стоит мешать работе наших девушек.

Невысокий, тот, кого Сема назвал «самураем», в это время пил сок из трубочки, и лицо его кривилось, как у маленькой, желающей чихнуть обезьянки.

Я все-таки вернулся в фойе и даже вышел на улицу с таким ощущением, словно во мне стало неожиданно мало крови.

Метрах в тридцати от клуба все светила фарами иномарка с теми подростками, которых обидел Молоток.

Вышел Вадик, будто стесняясь.

— Захар, там... Этот высокий москвич... Сказал Але, что ее задушат, если она будет жаловаться.

Я кивнул головой, ничего не в состоянии решить.

Подержал в руках сигарету, впервые не хотелось курить, мутило немного, и голова кружилась. Вошел в зал, сразу попался на глаза позер, пьяное и потное лицо его расплывалось, словно у него отсутствовали лицевые мышцы.

Откуда-то появился Молоток.

— Все нормально? — спросил он.

Я снова покачал головой: нормально.

— Ты где был? — поинтересовался я, хотя мне было все равно.

— А этот «афганец» опять в клубе, — сказал Молоток, видимо, не расслышав вопроса. — Забежал, когда мы этих чертей разнимали... Выгнать его?

— Не надо, — ответил я.

Мимо нас, задев меня плечом, прошел позер.

«Надо что-то сделать, — думал я. — Что-то надо делать. Надо собраться. Они же как звери, всё чувствуют...»

— С бокалом, — кивнул на позера Молоток.

— Уважаемый, на улицу с бокалом нельзя, — сказал я позеру.

Он покосился на меня брезгливо, отпил вино и выплюнул его на ступени, едва не попав в стоявшую ниже девушку.

— Вернись в зал, — еще раз попросил я.

— Тебе уже объяснили, как себя вести? — ответил позер, повернув ко мне свое расплывшееся, омерзительное лицо; в губастом приоткрытом рту его, как что-тоживое, готовое выпасть, шевелился влажный и толстый язык.

«Господи, он-то откуда знает», — подумал я тоскливо.

— Вот веди себя, как тебе сказали, — процедил позер.

Я сглотнул вязкую слюну и увидел, что рядом, делая странные движения пальцами рук, словно разминая их, стоит «афганец», слушает нас.

Опять медленно и редко закрапал дождь.

Мимо, вальяжный, с очень довольным лицом, прошел высокий москвич, спустился уже со ступеней, но вдруг обернулся:

— Ну, ты все понял, да? — сказал он мне громко.

Я не отвечал. Молоток непонимающе озирался, заглянув пару раз мне в лицо.

— Ты меня не слышишь, что ли? — спросил москвич, вернувшись назад, подойдя ко мне в упор.

— Я все слышу, — ответил я раздельно.

Он кивнул головой и направился к джипу. «Афганец» за моей спиной засмеялся хрипло. Позер делал странные гримасы лицом, словно не давая выпрыгнуть тому, кто поселился в его рту.

— Вам говорят, с бокалом нельзя, — сказал наконец позеру не понявший ничего толком Молоток.

— Не трогай меня, — ответил позер, развернулся, случайно плеснув вином прямо на грудь Молотку, и вернулся в клуб.