Одиночество в Сети - Вишневский Януш

Талисман! Это страшно банально и безвкусно. Ведь верно? Но мне все равно хочется, чтобы у тебя было что-то наподобие амулета. Эту модель я когда-то купил у студента на лужайке перед Институтом химии Массачусетского Технологического института в Бостоне. Разумеется, я видел множество других, куда более красивых моделей двойной спирали. Но эта мне особенно дорога. Я купил ее после того, как прочел свой первый доклад в США. В том самом МТИ. Для меня, это было все равно что получение Оскара. Для ученого доклад в МТИ приравнивается к аудиенции у Папы. Мне захотелось иметь какую-то вещественную память с того места. За эту модель я заплатил все оставшиеся доллары из тех, что мне были выданы. Мне не хватило денег на автобус до аэропорта. И я шел пешком Но зато у меня была эта модель. А теперь мне хочется, чтобы она была у тебя.

Якуб.

Можно иметь плюшевого медвежонка, зайчика или щенка. А можно двойную спираль ДНК из плексигласа. Она, конечно, не мягкая, не плюшевая и ее не прижмешь к щеке. Зато в ней – гены.

Она вспомнила, как, прочитав приложенное письмо, коснулась плексигласа губами. Она сняла модель с полки и сжала в ладони. Ей не было нужды смотреть на модель. Она на память знала последовательность. И тут же подумала, что надо будет как-нибудь поинтересоваться у Якуба, почему AT больше, чем ЦГ. Так всюду или это просто случайность на данном участке?

Она вышла усталая, но успокоенная, испытывая блаженную расслабленность. И с удивлением подумала, что хоть и выпила столько виски, осталась на удивление трезвой. Она уже собиралась поставить помещение на охрану, но вдруг бросилась к себе в комнату и опять включила компьютер.

– Я же не отослала этот e-mail, – пробормотала она.

Было уже почти два часа ночи, когда почтовая программа подтвердила отсылку ее послания.

И ей подумалось – в последнее время эта мысль несколько раз приходила ей в голову, – что Интернету надо бы поклоняться точно так же, как вину и огню. Потому что это гениальное изобретение. Какая еще почта бывает открыта в два часа ночи?

Она вызвала по телефону такси и спустилась на улицу. Такси уже ждало ее.

– Я могу сесть рядом с вами? – спросила она у таксиста. Что-то мне не хочется сидеть там сзади в темноте.

Он удивленно посмотрел на нее. Убрал газету, лежащую на переднем пассажирском сиденье, и сказал:

– Разумеется, можете. Мне будет очень приятно. Садитесь, пожалуйста.

Машина тронулась. По радио Дон Маклейн пел «Starry, starry night».

– А вы не могли бы сделать погромче? – спросила она, улыбнувшись водителю.

– Пожалуйста, сделайте такую громкость, какую вам хочется. Мне тоже нравится эта песня.

Она повернула регулятор громкости. Стала тихо подпевать. Через минуту к ней присоединился и водитель. Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

Она сидела, удобно откинувшись, прикрыв глаза, и слушала музыку. Так можно было бы ехать бесконечно. Такси вдруг стало уютным и безопасным убежищем. Она подумала, что давно уже не бывала так счастлива, как сейчас. Ее пальцы медленно передвигались по кусочку плексигласа, который успел уже нагреться от тепла ее ладони. AT, ЦГ, потом снова ЦГ и потом три раза AT…

Starry, starry night, paint your palette blue and gray..?

ОН: Он взял из ящика стола банку «колы». Сел по-турецки перед монитором, раскрутил свернутый кабель клавиатуры, положил ее на колени и принялся читать.

Варшава, 28 сентября.

Якуб!

Слушай внимательно…

Слушай меня внимательно. Ты превратил меня – Боже, как действует на меня Гепперт – в самую грустную женщину в этой стране.

Ты раздавил меня. И уменьшил до размеров вируса, да, именно так. До размеров вируса. Ты поведал мне историю единственной любви.

Ты мог бы не приводить все эти подробности. Ведь мог же, да?

Только не говори мне, что это я тебя просила. Не говори мне этого! Это оправдание не подходит к тебе.

Я хотела знать о женщинах из твоего прошлого совсем немножко. Самую малость. Всего лишь что они существовали, что у них были такие-то глаза, такие-то волосы, такие-то биографии и что они все в прошлом. Главным образом я хотела знать, что они окончательно и бесповоротно в прошлом.

Их должно было быть много, и они должны были быть разными. И должны были оставить разные следы. Их значение должно было распределиться. Чтобы ты не предпочитал ни одну из них. Такой у меня был план. У любой женщины на моем месте был бы точно такой же. «У любой женщины на моем месте» – Господи, как это страшно звучит, если произнести вслух.