Женщина-зима - Знаменская Алина

Панин запаниковал. Он не мог уйти, поскольку его отход мог расцениться массами как бегство. Но и стоять пнем был не в состоянии. Больше всего ему хотелось сейчас увидеть начальника РОВД Мишкина и сказать тому пару ласковых.

Можно только догадываться, чем бы все это кончилось, не появись на площади черная «тойота» Доброва. Из нее выскочила Полина и торопливым шагом двинулась к землякам. Громогласные «о-о-о…» и «у-у-у» прокатились по площади. Кто-то врубил магнитофон. Оранжевые затанцевали, размахивая флажками. Члены администрации расступились, давая ей дорогу. Панин бросился было обниматься, но Полина его не заметила или не узнала. Она шла к своим. Хотела что-то сказать, но ей не дали — стали обнимать, словно именинницу, каждый старался что-то сказать, как-то проявить свои чувства. Дарья Капустина заплакала. Полина стала ее утешать. Возле «тойоты» стоял Добров, сзади — двое в черном.

Адвокат тоже вышел из машины, неторопливо приблизился к прокурору. Поздоровались за руку.

— Превышение служебных полномочий, — сказал адвокат немного даже лениво. — Моя клиентка вправе подать встречный иск.

— Да бросьте, — столь же лениво произнес прокурор, — дело-то выеденного яйца не стоит. Мишкин накажет следователя. Зачем эта канитель?

Адвокат пожал плечами, постоял еще немного, наблюдая за действиями на площади.

Подошел вспотевший Опрелков, быстро заговорил что-то на ухо главе. Все поняли, что наряд милиции зама не послушал. Не желали стражи порядка покинуть площадь.

Глава побагровел и решительно направился к Белому дому.

Прокурор наклонился к Опрелкову и, почти касаясь усами его уха, посоветовал:

— Поставьте им ящик водки, пусть едут себе…

— Кому, милиции?

— Да нет же! Колхозникам…

Так и сделали. Когда подкатил на колхозном автобусе Генка Капустин, Опрелков с замом по экологии, Саповым, подтащили к автобусу ящик водки.

Мужики стали переглядываться, на лицах мелькнуло оживление. Но вперед вышел Крошка и пробасил:

— Нам чужого не надо. Мы не продаемся. Вон им отдайте! — Он кивнул на серую шеренгу возле Белого дома.

Опрелков растерялся. Стал уговаривать, но общаться с народом он не умел. Ну не дано человеку.

Под ироничными взглядами прокурора и адвоката водку пришлось тащить назад.

Полину завидовцы от себя не отпустили.

— Поехали с нами, Сергеич! — закричали Доброву. Тот дал распоряжение отвезти адвоката, а сам вместе с Полиной забрался в автобус.

Когда завидовцы выехали из райцентра, солнце уже ложилось теплым животом на поля. Вечерело…

Когда приехали в Завидово, Полину снова не оставили в покое. Разгоряченный народ жаждал «продолжения банкета». Дарья Капустина позвала всех к себе. Добров надеялся, что Полина откажется, не пойдет, но ее и слушать никто не стал. Генка подкатил автобус к самому своему дому, завидовцы высыпали прямо к Капустиным во двор. Сразу стали собирать стол, кто-то из соседей побежал за выпивкой.

Пользуясь суетой, Добров задержал Полину во дворе:

— Давай уйдем. Я хочу поговорить с тобой.

Полина оглянулась. Дарья Капустина тащила из погреба банку с огурцами. На крыльце стояла Ольга, с интересом за всем наблюдая.

— Я не могу сейчас уйти, — зашептала Полина. — Сам подумай: они из-за меня в район поехали, а я уйду.

— Тоже мне подвиг — в район! — пробурчал Добров. — Я тоже приехал!

— Ты тоже. — Она поправила на нем галстук. — И я очень хочу… поговорить с тобой. Но… давай немножко побудем с ними?

Она говорила так мягко и при этом дотрагивалась до него рукой… Борис вздохнул и согласился.

Когда они вошли в дом, стол уже стоял посередине, Крошка разливал самогон.

— За освобождение нашей подруги Полины! — громко провозгласила Дарья. — За нашу победу!

— Ура!

Посыпались подробности сегодняшней вылазки. Обсуждали Панина. Вспоминали, каким он был в детстве. Все смеялись, перебивали друг друга. В общем, было весело. Всем, кроме Доброва. Больше всего ему хотелось поскорее остаться с Полиной наедине. Он сбоку посматривал на нее и силился угадать, о чем она думает. Казалось, ей и дела нет до него. Она внимательно слушала рассказы односельчан, задавала вопросы, смеялась.

Как она может сидеть здесь и не обращать на него никакого внимания? Ведь он так летел к ней! Он, сорокалетний мужик, решил все бросить ради нее! Решил начать с нуля! Торопился, улаживал дела на фирме, чтобы со спокойной душой передать все документы финансовому директору и уехать к ней. И всю дорогу представлял себе их встречу. Их разговор представлял, как она удивится и обрадуется. Как она обнимет его и скажет… Нет, что она скажет, он так и не придумал. В своих мечтах он это место пропускал, думая о том, что последует за этим. Но все складывалось совсем по-другому. Этот огромный парень, Крошка, кажется, перепил и полез к Полине целоваться. Добров не знал, что ему делать. Крошку усадили на место, Дарья затянула «По Дону гуляет». Стали петь песни. Потом Дарья предложила тост за Спонсора. Ее дружно поддержали. Тут Добров не выдержал. Вышел на крыльцо покурить. Он был уверен, что Полина выйдет вслед за ним. Должна же она понимать, в конце концов, что он чувствует!

Он выкурил сигарету, а она все не выходила. Уже начали покидать застолье некоторые Дарьины гости. Ушел Ваня Модный, увели Крошку. А Полина не торопилась.

Добров не выдержал, вернулся в дом. Самые стойкие гости пили чай. Полина спала на диване, свернувшись калачиком. Из-под яркого китайского пледа виднелся только кончик ее носа.

Добров наклонился к ней, но Дарья Капустина опередила его:

— Пусть спит. Намаялась бедняжка. — Она поправила на Полине плед, покачала головой. — Пусть ночует у нас, она нам не чужая.

«А мне, значит, чужая, — обиженно подумал он, выходя на улицу. — Я ей никто. Вся деревня — не чужая, а я — чужой».

Непонятно из чего возникшая глупая обида кипела в нем. Понимал, что глупая, но ничего с собой поделать не мог. Шел и шел от Капустиных, куда глаза глядят, пока не сообразил, что оказался за деревней и идет по дороге к трассе. Достал телефон, вспомнил, что не ловит. Сердито срывая верхушки травы, забрался на вершину холма, стал звонить своему водителю.

— Сергей, забери меня из Завидова! — прокричал он в мобильник. И споткнулся на полуслове. Что это он как маленький: «Забери меня…»

Но внутри какая-то обида давила, подзуживала. «Ну и пусть. Уеду. Пусть остается со своими пациентами! Уедут Решено».

Он спустился с холма и, широко шагая, потопал к трассе.

Через неделю Семен привез вещи, спрятал их в сарае, пока Любавы не было дома. Он думал, что хитрее ее. Только она первым делом, войдя за калитку, заметила, что во дворе кто-то был. Щеколда закрыта не так, крышка почтового ящика опущена, а ведь утром ей навстречу попалась Нина — почтальон с полной сумкой. И на глазах у Любавы сунула в ящик газету. Крышка осталась торчать.

Любава достала газету и потрогала входную дверь — закрыто. Сразу заглянула в баню, а потом в сарай. Так и есть: две огромные клетчатые сумки с одеждой Семена стоят себе в уголочке, накрытые брезентом. Вся одежда там — и зимняя, и осенняя. Уходил-то надолго, вернее — навсегда, а не получилось. И еще ей же условия выставляет!

Любава потопталась на пороге, вышла из сарая. Она знала уже от знакомых, что Семен у Сизовой не живет больше. Магазин закрыл, а сам ночует на складе. Есть там у них топчан старый, на нем и спит.

Вот и пусть спит. Пусть почувствует, что это не так просто: пришел, ушел.

Одно беспокоило Любаву: через два дня кончается у дочки сессия и она возвращается домой. Что ей сказать?

Любава вошла в дом, сразу включила телевизор. Пока разогревала обед, смотрела какую-то серию. Смотрела она в основном из-за красивых нарядов да интерьеров интересных. Подмечала, у кого как. Нельзя сказать, чтобы она очень уж страдала от одиночества. Сварила себе небольшую кастрюльку борща — на неделю хватило. Стирки тоже мало, не сравнить, как раньше, с мужем. И все же она знала, что примет Семена, хотя бы для того, чтобы досадить сопернице. И тот факт, что муж перетаскивает свои вещи ближе к дому, лил воду на мельницу ее самолюбия.

На работу она вернулась в прекрасном настроении, а после домой шла своей обычной дорогой, но совсем не такой походкой, какой возвращалась с работы зимой, после ухода Семена.

Теперь она подметила у себя новую посадку головы, разворот плеч и вообще другой образ. Совершенно довольная собой, она вошла во двор и сразу поняла, что Семен дома. Двор был старательно выметен, а веник с совком стояли под крыльцом, тесно прижавшись друг к другу.

Она усмехнулась, подошла к крыльцу. Ступеньки были сырые, а на нижней лежала аккуратно расправленная мокрая тряпка. То-то же! А то развыступался, условия начал выдвигать!

Любава вытерла о половик босоножки, разулась на веранде. Так и есть — полы вымыты, высохнуть еще не успели. С веранды из кухни доносились сногсшибательные запахи. Неужели готовит?