Тонкая математика страсти (сборник) - Курков Андрей Юрьевич

– Вы что, врач? – спросил я.

– Нет, но пришлось пройти курсы рентгенологии… – шутливым тоном ответил он. – У вас проблемы со здоровьем… – И он показал мне что-то на рентгеновском снимке, обведенное красным маркером.

– Я знаю про свои проблемы… – сказал я.

– Андрей Юрьевич, я бы на вашем месте сейчас был бы очень нервным, так сказать…

– Почему? – удивился я.

– Ну как же, вы после серьезной операции возвращаетесь домой, на родину, так сказать, а вас почему-то задерживают. А дома жена ждет, нервничает…

Я посмотрел на него пристально. В чем-то он был прав, но после операции я действительно стал удивительно спокойным и невозмутимым, словно мне вырезали всю нервную систему.

Мой безымянный собеседник тяжело вздохнул.

– Знаете, Андрей Юрьевич, я не люблю спокойных тихих разговоров. Я к спорам привык, чтобы с криком, с эмоциями… Как раньше, а сейчас все это как-то не так, все слишком интеллигентно делается… Вы понимаете, о чем я?

– Нет, – признался я.

– Ну ладно, раз вы такой упрямый, расскажу я вам одну интересную историю. Полгода назад, может, помните – об этом много в газетах писали, пропал один кандидат в депутаты парламента от оппозиции… Ну пропал, так пропал, нет тела – нет дела. Так вот, через пять месяцев после этого один киевский писатель едет в Германию на серьезное лечение. Дело в том, что в юности он злоупотреблял коньяком – дешевый был коньяк – ну и, ясное дело, печень не выдержала. Печень – орган хрупкий. И вот едет господин писатель в Германию, везет туда на лечение свою больную печень. Хорошо, что там у писателя друзья, организовали для него медицинскую страховку и сделали вид, что печень у господина писателя именно в Германии заболела. Пусть, мол, немецкие налогоплательщики за него платят, или страховая компания пускай раскошеливается… Не важно. Важно, что посмотрели немецкие врачи на испорченную коньяком печень, покачали головой и сказали, что лечить такую печень без толку. Не вылечишь ее. Надо новую печень ставить. Ну хорошо, новое всегда лучше старого, да? Так вот, господин писатель охотно согласился на операцию. Поставили господину писателю новую печень, подлечили, на месяц в пансион устроили, на воды. Городок красивый, вокруг пышущие здоровьем пенсионеры гуляют. Ну и писатель среди них, как дома. Месяц прошел, заехали за писателем немецкие коллеги, отвезли в Кельн, прощальный ужин в ресторане «Марредо» организовали, по хорошему бифштексу с кровью скушали. А писатель – на диете, для него специально – бараньи котлетки и чтоб без жира. И салат, конечно… Потом переночевал господин писатель в отеле «Энгельбертц» и утром в аэропорт. Что-то вы, Андрей Юрьевич, все равно какой-то спокойный? Может, вам нехорошо? – с надеждой в голосе спросил мой собеседник.

– Да нет, нормально, – ответил я, хотя до меня стало медленно доходить то, что история, рассказанная этим человеком, была довольно точной. Это была моя история, а значит, за мной кто-то постоянно следил! Но зачем? Кто я такой, чтобы за мной такую подробную слежку устраивать?

– Ну вот, наконец-то вы задумались! – довольным голосом произнес мой собеседник. – А то сидели такой спокойный, будто за вами никаких грехов не числится! Ну ладно, отдохните пока. А мне надо выйти ненадолго.

Он поднялся и направился к двери.

– Постойте, – крикнул я. – А мне что же, тут сидеть? Мне домой надо. Вы при желании меня можете и дома отыскать!

– Нет-нет, вы уж останьтесь! – сказал он, обернувшись. – Вам уже спешить не положено. Вы еще не всю историю услышали!

Он вышел, и я услышал, как щелкнул замок в двери.

Я сидел в кресле. Был я действительно озадачен, но не более.

Из верхнего левого угла, из-под потолка на меня внимательно смотрел оптический глаз видеокамеры. Я ему подмигнул.

В комнате было очень тихо, эта тишина казалась мне какой-то стерильной, излишне медицинской, искусственной. В обычной жизни она не существовала.

Снова щелкнул дверной замок, и в комнату вошла молоденькая стюардесса. Она протянула мне точно такой же подносик с авиаобедом, какой я уже получал недавно в самолете.

– Приятного аппетита! – сказала она и вышла. Я сидел в кресле с подносом на коленях. Есть особенно не хотелось, но тишина располагала к какой-нибудь деятельности. И я, сняв со своего авиационного обеда упаковочный целлофан, взял в руки одноразовые вилку и нож и принялся за еду.