Message: Чусовая - Иванов Алексей Викторович

Но это не просто «художество» — это древняя, почти непонятная нам «система мира» с его членением на разные уровни, с его неуловимым перетеканием уровня в уровень и обличья в обличье, с его борьбой начал и мрачным, застывшим торжеством финалов. Страшные, как татуировки рецидивистов, эти маленькие изделия рисуют перед нами картину бесконечной, многообразной и безмерно чужой языческой вселенной.

Среди учёных существуют четыре концепции, объясняющие, что же это такое — Пермский звериный стиль. О чём говорят его произведения?

Первая концепция (и, пожалуй, самая традиционная) — «тотемическая». Персонажи — это тотемы различных родов, а взаимоотношения персонажей — это их история. С помощью тотемической концепции легко истолковать, например, бляшку, на которой медведь терзает ящера, а в затылок медведя клюёт огромный ворон: род Медведя покорил род Ящера, но сам, в свою очередь, был покорён родом Ворона. Но такой подход бессилен для объяснения сложных композиций. Например, как объяснить такую композицию: крылатая женщина с человеческой личиной на груди стоит на двух огромных пауках; к её ногам припадают два маленьких человека; на её крыльях стоят ещё два человека с птичьими головами поверх собственных голов; на её голове сверху — большая человеческая личина, волосы которой двумя косами по обеим сторонам бляшки спускаются до голов пауков?

Вторая концепция — «иллюстративная». Произведения Пермского звериного стиля — это «картинки» к древним мифам. Такое утверждение сложно доказать или опровергнуть, поскольку мифы эти не дошли до наших дней. А те мифы, что дошли, уже сильно искажены новейшими влияниями (например, русскими), к тому же они упрощены сказителями-непрофессионалами.

Третья концепция — «реинкарнационная». Она базируется на идее переселения душ. У древних финно-угров считалось, что у человека много душ — до пяти штук. Каждая душа персонифицировалась в своём существе (в птице, в животном, в рыбе). Каждая душа жила по своим законам, каждая душа после смерти своего носителя имела собственную судьбу: какая-то отправлялась на небо; какая-то уходила к предкам; какая-то становилась зверем или птицей; какая-то превращалась в мертвеца или чудовище; какая-то вновь вселялась в человека. Но мы уже не знаем «раскладки» душ по представителям фауны и характера (сценария) их существования. (Кстати, находок изделий Пермского звериного стиля в захоронениях практически нет.) Однако сам факт представления о таком сложнейшем устройстве человека и взаимосвязи человека с окружающим его миром говорит о впечатляюще высокой духовной организации носителей этого древнего сознания.

Наконец, четвёртая концепция — «магическая». При таком взгляде на бляшки Пермского звериного стиля диапазон их функций весьма широк. Они могли быть и амулетами, и «вотивными» (посвятительными) вещами, и заменой реальных жертв, и иллюстрациями, и простым «декором», и средством усиления впечатления от магического акта, и «представителем» кого-либо или чего-либо при камлании (то есть идолом), и даже подсказкой в сложном обряде для какого-нибудь шамана-склеротика.

Возможно, что-то объясняет технология производства бляшек или качество их исполнения. Исследователь этого феномена О. В. Игнатьева пишет: «Интересным фактом является то, что при наличии высокохудожественных изображений в скульптуре и в бытовых вещах предметы культового характера, как правило, выполнены грубо, схематично, нередко в виде трёхмерных идеограмм. Почему это так? Во-первых, потусторонний мир ирреален, и всё сверхъестественное не требует обязательного реалистического воспроизведения. Во-вторых, предметы культового назначения изготовлялись не художниками-мастерами, а служителями культа».