Трудности белых ворон - Колочкова Вера Александровна

23

Илья медленно вошел в свой подъезд, не спеша поднялся по темной лестнице. Как быстро наступили сумерки, он и не заметил… Он вообще ничего не чувствовал целый день – ни голода, ни пронизывающего мартовского ветра, не замечал ни слепящего солнца, ни городской весенней суеты. Все время только видел перед собой то глаза Глеба, вытравленные–выбеленные страхом, то Люсины глаза, опухшие и проплаканные насквозь…И мысли в голове плавали противные, скользкие и мерзкие, как эта его, Глебова, лимфосаркома. Казалось, что с каждым шагом они падают из головы прямо на каменные лестничные ступеньки и разбиваются вдребезги, обдавая его противными мутными брызгами…

Открыв своим ключом дверь, он тихо вошел в прихожую. «Гости у них, что ли?», — подумал устало, услышав доносившиеся из кухни голоса. — « Вроде бы никто не собирался…»

— А вот и Илюшенька наш пришел! – преувеличенно–радостно сообщила кому–то мать, выходя к нему в прихожую. – А к тебе гость, Илюшенька… Отец твой из Краснодара приехал. Что ж ты мне ничего не сказал, что ездил к нему? И тетя Нора тоже хороша – заговорщица старая…

Вслед за матерью в прихожую выскочил и его отец – тот самый доктор Петров, только другой совсем – улыбающийся, раскрасневшийся, раскинувший широко руки…

— Ну, здравствуй, сын! Ты прости меня, что я тебя того… Не признал тогда! Вот возьми и прости сразу! Хорошо?

— Хорошо… — растерянно улыбаясь ему навстречу, эхом повторил Илья.

— Ну, вот и отлично! Пойдем, поговорим!

Он обнял его за плечи, заглянул в глаза, даже потряс немного, как грушу, словно примериваясь–пристраиваясь к нему, как к чему–то новому, но уже как бы и к своему, собственному, родному.

— Вот и ладно! – с улыбкой глядя на них, тихо проговорила Татьяна Львовна. – А мы пойдем с Андрюшей, погуляем немного по воздуху, а то у меня от вашей водки уже голова разболелась.

Илья, как в тумане, смотрел на образовавшуюся вокруг него суету, ни на минуту не выпуская из поля зрения Петрова, словно боялся, что он возьмет да и исчезнет в одночасье. Вот тяжело прошла мимо него, грустно подмигнув, в свою комнату тетя Нора, вот мать с Андреем Васильевичем уже одеваются в прихожей, вот она хлопотливо повязывает ему шарф на шею… Надо же – его отец здесь! Вот это да… Нет, этого просто не может быть…

— … Ты меня слышишь, сын? — донесся до него, словно издалека, его голос.

— Что? – переспросил Илья, вздрогнув. – Извините, я задумался…

— Понимаю. Задумаешься тут. Только думать мы с тобой потом будем. Ладно? А сейчас у нас времени мало. Поезд у меня ночью… Я и приехал–то затем только, чтоб сказать – я действительно твой отец, парень. Вот он я — есть. И ты у меня – есть. Прости дурака старого, что отфутболил тебя тогда! Не знаю, чего меня обнесло. Ани, наверное, испугался. Она хоть и понимающая жена, да слишком много неприятностей ей от меня перепадало…

— Да я и не обиделся, что вы! Я ведь тоже только посмотреть на вас приезжал – и все…

— Слушай, давай на «ты», ладно? А то твое «выканье» по совести, как наждак, скребет.

— Хорошо. Только мне трудно так, сразу.

— Ты вот что, Илья… Ты приезжай–ка к нам! Не просто в гости, а надолго приезжай. Нам с тобой нужно вместе пожить, рядом, понимаешь? А юридический институт и у нас найдется. Я думаю, с этим проблем не будет. Давай прямо со следующего учебного года, а? А маму твою, я думаю, мы уговорим. Я уже и начал потихоньку…

— Да нет. Чтоб пожить – это она меня точно не отпустит. А вот на каникулы…

— Ну, давай на каникулы. У нас домишко у моря есть, порыбачим с тобой…

— Ага…

— И поговорим.

— И поговорим…

Они почему–то дружно замолчали на этом «поговорим», будто споткнулись о него лбами. Илья смотрел на Петрова мягкими коричневыми глазами, словно впитывал в себя эту неожиданную радость, которая потихоньку, совсем маленькими порциями входила в него, шевелилась, искала себе место среди поселившейся за последние дни и ставшей так быстро привычной горечи. Петров, нахмурив лоб, долго разглядывал сына, потом произнес осторожно, будто боясь нарушить ценное это молчание:

— Я вижу, у тебя случилось что–то?

— С чего ты взял?

— Да что–то не то тобой. Я же вижу. Неприятности какие?

— Почему? Все в порядке. Растерялся просто.

— Нет, не в растерянности тут дело, сын. Говорю же — переполох какой–то в тебе происходит. И не нравится он мне…

— А как ты видишь, пап? – Спросил, подавшись к нему, Илья. Он и сам не заметил, как перешел на это «пап», как просто и обыденно оно у него прозвучало, будто он по сто раз на дню произносил это короткое слово всю свою безотцовую жизнь.