Трудности белых ворон - Колочкова Вера Александровна

Андрей Васильевич благодарно расплылся в улыбке, вдохнул в себя пахучий весенний воздух, поежился.

— Тань, а гулять–то нам долго еще? Холодно ведь.

— Да пусть они поговорят спокойно! Пойдем вон в кафе посидим, кофейку выпьем. Тем более, мне с тобой один вопрос щекотливый обсудить надо…

— Какой? – с готовностью повернулся к ней Андрей Васильевич.

— Скажи мне – квартира, ну та, в которой ты жил – она в каком статусе? Вы ее приватизировали уже? Или нет?

— Да нет, как–то руки не дошли… — пожал плечами Андрей Васильевич. — А что?

— А по площади она какая? Ведь в том доме, где ты жил, очень хорошие квартиры…

— Ну да, хорошая . Там и кухня огромная, и комнаты тоже большие, и потолки высокие… А почему ты спрашиваешь–то?

— Да так… Ну что, в кафе пойдем? Там и поговорим…

25

Илья заснул только под утро. Все стоял перед глазами подрагивающий от холода отец на ночном, продуваемом мартовским ветром перроне, в надвинутой на самые глаза потертой кожаной кепочке…

— Илюшенька, ты не спишь? Выйди, поговорить надо, — заглянула в комнату мать.

Прошлепав босыми ногами по полу, он вышел к ней на кухню, тяжело плюхнулся на стул, откинув назад голову.

— Картошку с мясом вчерашнюю будешь? Я разогрею … — засуетилась вокруг него Татьяна Львовна.

— Давай… А о чем ты поговорить хотела?

— Сейчас поговорим, сынок. Только без этих твоих дурацких эмоций, ладно?

— Слушаю, мам…

— Скажи мне, сынок, только объективно скажи, в частности не вдаваясь — хорошо ли это, когда семья из четырех человек живет в маленькой двухкомнатной квартире, а семья из двух человек – в огромной трехкомнатной?

— Ты это к чему ведешь, мам? – настороженно спросил Илья, следя за ее суетливыми передвижениями по кухне.

— Илья! Мы же с тобой договорились – без эмоций! Ты мне скажи – это в принципе нормально или нет?

— Так ведь сколько угодно людей так живут! Коммунизма еще никто не объявлял, чтоб жилье всем по потребности раздавалось. Причем здесь принципы–то?

— Да притом! Квартиру, из которой к нам пришел жить Андрей Васильевич, именно его отец получал. И она ему с неба не сваливалась, понимаешь? И жить там должен именно Андрей Васильевич, а не кто–то другой! Вот тебе и все принципы!

— Погоди, мам… Что значит — кто–то другой? — глядя на мать исподлобья, как молодой бычок, тихо спросил Илья. — Там, между прочим, не кто–то другой, там его жена живет, там его дочь живет! Или их надо на улицу выгнать?

- Дочь? Ты говоришь, дочь? – начала тихо кипятиться Татьяна Львовна. – Я и сама раньше думала – раз там дочь осталась – это святое… А тебе что, твой отец не объяснил вчера, чья она дочь? Он тут так страстно выступал в защиту своих детей, Андрея Васильевича обвинил бог знает в чем, мне и не сформулировать теперь даже… Так вот, раз он такой борец за права всех своих детей — пусть и борется за них на своем поле! А квартира эта по праву Андрею принадлежит!

Татьяна Львовна выложила со сковородки жаркое, поставила, повернувшись, дымящуюся тарелку перед Ильей.

— Ну что ты молчишь, сынок? Что ты на меня так смотришь? Ешь давай…

— Все–таки я не понял тебя, мама. Ты что, в самом деле хочешь их на улицу выселить?

— Нет, не хочу. Просто я справедливо полагаю, что им вдвоем будет замечательно в нашей двухкомнатной квартире. А нам вчетвером – в трехкомнатной. Ну что ты на меня опять так смотришь! – взорвалась, наконец, она. – Что, я разве предлагаю тебе какие–то ужасные вещи? Я же для тебя стараюсь. Чтоб у тебя когда–нибудь тоже свой угол был. В конце концов, о тете Норе подумай! Ты считаешь, ей легко жить с тобой в одной комнате? Она же женщина, а не просто твоя бабка. А ты — молодой мужик! Да и меня пожалей … У меня уже огромное чувство вины выросло оттого, что я тебя из твоей комнаты выселила…

Татьяна Львовна смахнула злую одинокую слезу, отвернулась к окну и замолчала, сложив по–бабьи руки под грудью. Илья тупо смотрел на стоящую перед ним дымящуюся еду, исходящую вкусным мясным запахом, молчал. Первой не выдержала тяжелой для обоих паузы Татьяна Львовна, подошла к столу, села напротив сына, снова горячо заговорила:

— Ты знаешь, мне кажется, они и против–то не будут! Ни Люся, ни мать ее. Я так понимаю, она ведь разумная девочка – Люся твоя? Ну, согласись – нам и в самом деле теперь трудно здесь помещаться. Тесно же! Я ведь всем только хорошего хочу, сынок! И тебе, и Андрею, и тете Норе… Ну скажи хоть что–нибудь, чего ты молчишь!?