Человеческий фактор - Грин Грэм

– Конечно, нет.

Кэсл обнял ее. Сила их любви была такой же тайной, как и то, что он выпивал четыре порции виски. Рассказать об этом кому-либо – значило подвергнуть себя опасности. Когда любишь, больше всего рискуешь. Во всяком случае, так изображает это литература. Тристан [герой средневекового рыцарского романа «Сказание о Тристане и Изольде»], Анна Каренина, даже похотливая страсть Ловеласа [герой романа С.Ричардсона «Кларисса Гарлоу, или История молодой леди»] – а Кэсл заглянул в последний том «Клариссы». «Я люблю мою жену», – вот и все, что он когда-либо говорил даже Дэвису.

– Я вот думаю, что бы я без тебя делал, – сказал Кэсл.

– Примерно то же, что ты делаешь сейчас. Два двойных виски, а потом ужин в восемь часов.

– Когда я вошел, а ни тебя, ни виски не было, – я испугался.

– Испугался чего?

– Что остался один. Бедняга Дэвис, – добавил он, – приходит в пустой дом.

– Может, у него жизнь куда веселее, чем у тебя.

– С меня хватает веселья, – сказал он. – У меня есть ощущение надежности.

– Неужели жизнь за стенами нашего дома такая опасная? – Она отхлебнула из его стакана и коснулась его рта губами, влажными от «Джи-энд-Би». Кэсл всегда покупал «Джи-энд-Би» из-за цвета: большая порция виски с содовой по цвету казалась не крепче сильно разбавленного виски другой марки.

На столике у дивана зазвонил телефон. Кэсл поднял трубку и сказал: «Алло», – но на другом конце молчали. «Алло». Он сосчитал про себя до четырех и, положив трубку на рычаг, услышал щелчок: телефон отсоединился.

– Никого?

– Наверное, набрали не тот номер.

– В этом месяце так было уже трижды. Причем всякий раз, когда ты задерживаешься в своей конторе. Ты не думаешь, что это может звонить какой-нибудь бандит – проверяет, дома ли мы?

– Да у нас грабить-то нечего.

– Такие читаешь жуткие истории, милый, – про этих людей, которые натягивают на лицо чулок как маску. Терпеть не могу сидеть дома без тебя после захода солнца.

– Потому я и купил тебе Буллера. Кстати, а где Буллер?

– В саду, ест траву. Что-то, видно, ему не по себе. А что до чужих – ты же знаешь, как он себя с ними ведет. Так и ластится.

– Но маска в виде чулка все же может ему не понравиться.

– Он решит, чулок надели, чтобы с ним поиграть. Помнишь, в Рождество… эта история с бумажными шляпами…

– До того, как мы его приобрели, я всегда считал, что боксеры – злые собаки.

– Они и злые – с кошками.

Дверь скрипнула, и Кэсл быстро обернулся: квадратная черная морда Буллера распахнула дверь, он подпрыгнул и, словно мешок с картошкой, упал на колени к Кэслу.

– Лежать, Буллер, лежать. – Длинная лента слюны протянулась по брючине Кэсла. – Если это называется «ластиться» – от такой встречи любой бандюга за милю убежит.

Буллер прерывисто залаял, мотая задом, точно у него в животе копошились черви, и попятился к двери.

– Тихо, Буллер.

– Это он хочет погулять.

– В такое время? Ты же сказала, что он вроде заболел.

– Видимо, он уже достаточно наелся травы.

– Тихо, Буллер, черт бы тебя подрал. Никаких прогулок.

Буллер тяжело опустился на пол, орошая, чтобы успокоиться, паркет слюной.

– Сегодня утром он изрядно напугал электрика, приходившего снимать со счетчика показания, хотя на самом-то деле Буллер только хотел выказать дружелюбие.

– Но электрик же знает его.

– А это был новый.

– Новый! Почему?

– Да у нашего грипп.

– А ты попросила его показать удостоверение?

– Конечно. Милый, ты что, стал бояться бандитов? Прекрати, Буллер. Прекрати.

А Буллер лизал свои интимные места с таким же смаком, с каким старик заглатывает нитроглицерин.

Кэсл перешагнул через него и вышел в холл. Он тщательно осмотрел счетчик, но, не обнаружив в нем ничего необычного, вернулся в гостиную.

– Ты чем-то встревожен?

– Да в общем ничем. Просто кое-что произошло на работе. Новый мужик в службе безопасности показывает себя. Оттого я и взорвался: я же больше тридцати лет работаю в Фирме – уж можно было бы мне доверять. Скоро они будут обыскивать наши карманы, когда мы пойдем обедать. Он попросил меня открыть чемоданчик.

– Не надо преувеличивать, милый. Это же не их вина. Тут виновата твоя работа.

– Сейчас уже поздно ее менять.

– Ничто никогда не поздно, – сказала Сара, и ему так хотелось бы ей поверить. Она пошла на кухню за холодным мясом и по пути поцеловала его.

Он выпил еще порцию виски, и, когда они садились за стол, Сара сказала: