Пульс - Барнс Джулиан

Вообще говоря, одолеть закон под силу только законникам; романтическую подзорную трубу сменяет юридический микроскоп. Найденный в конце концов решающий довод гласил: принимая во внимание тот факт, что Гарибальди сочетался браком на территории, номинально подвластной Австрии, дело надлежит рассматривать с позиций гражданского кодекса этой страны, который не запрещает (и, видимо, никогда не запрещал) аннулирование брака. Итак, спасение пришло к герою-любовнику от той самой нации, против которой он сражался в тот период. Предложивший столь изобретательное решение видный адвокат задолго до того, еще в тысяча восемьсот шестидесятом году, разработал правовую основу объединения Италии; теперь этот человек добился разъединения в семье объединителя нации. Восславим же имя Паскуале Станислао Манчини.

Пульс

Года три назад в Италии мои родители шли по проселочной дороге. Часто представляю, как провожаю их глазами, причем всегда сзади. У мамы седеющие волосы собраны в узел, на ней просторная блуза в крупный рисунок, слаксы и открытые босоножки; отец — в рубашке с короткими рукавами, в брюках цвета хаки и начищенных коричневых ботинках. Рубашка тщательно отглажена, на груди застегнутые карманы с клапанами, на рукавах отвороты (если это подходящее слово). Похожих рубашек у него с полдюжины; они сразу выдают отдыхающего. И однозначно — далекого от спорта; в таких можно разве что шары погонять.

Предки, вероятно, держались за руки; у них это получалось непроизвольно, вне зависимости от того, наблюдал я за ними или нет. Идут они себе по дороге где-то в Умбрии, решив проверить, куда приведет кое-как нацарапанный мелом указатель, предлагающий vino novello^[14]. Идут пешком, потому что глубокие рытвины на пересохшей глинистой дороге грозят раздолбать взятый напрокат автомобиль. Я бы считал, что автомобили берутся напрокат как раз для таких случаев, но родители во многом осторожничали.

Дорога петляет среди виноградников. За левым поворотом возникает тронутая ржавчиной постройка типа ангара. Перед ней — бетонный чан, похожий на гигантскую компостную яму, футов шести в высоту и девяти в поперечнике, без крышки, без подхода. Ярдов за тридцать мама поворачивается к отцу и морщится. Возможно, даже фыркает — «вот гадость» или как-то так. Отец молча хмурит брови. Тогда это и случилось; вернее, тогда он впервые заметил.

* * *

Живем мы в тридцати милях к северо-западу от Лондона; раньше это был торговый городок. Мама работает в больничной канцелярии; отец всю сознательную жизнь трудится в местной юридической консультации. Говорит, на его век этой работы хватит, но таких юристов, которые не просто занимаются крючкотворством, а могут дать консультацию по любому вопросу, в будущем не станет. Врач, священник, адвокат, в какой-то степени школьный учитель — в прежние времена это были столпы общества, с которыми можно было посоветоваться о делах, выходивших далеко за пределы их профессии. А в наше время, говорит отец, люди сами решают имущественные проблемы, составляют завещания, перед свадьбой оговаривают условия развода, и каждый держит совет сам с собой. Кому требуется стороннее мнение, тот обращается не к адвокату, а в газету или на радио, но скорее всего — залезает в Интернет. Отец относится к этому философски, даже когда люди воображают, что способны сами защитить себя в суде. Он лишь улыбается и повторяет старую адвокатскую поговорку: кто сам себе защитник, у того клиент — дурак.

Папа отговорил меня идти по его стопам; я окончил педагогический и стал преподавать в старших классах школы; от дома до работы пятнадцать миль. Где родился, там и сгодился. Посещаю местный фитнес-центр, по пятницам хожу в клуб любителей бега, возглавляемый моим приятелем Джейком; там и познакомился с Дженис. В нашей тусовке она выделяется, потому что есть в ней этакий столичный шик. Мне кажется, она надеялась перетянуть меня в большой город, но обломалась. Нет, не кажется; я это знаю наверняка.

Мама… кто способен описать свою мать? Когда кого-нибудь из членов королевской семьи газетчики спрашивают, каково это — принадлежать к королевскому роду, те всегда смеются и отвечают, что им непонятно другое: как можно не принадлежать к королевскому роду. Вот так же и я не понимаю, как моя мать могла бы не быть моей матерью. Потому что в таком случае и я был бы не я — это само собой, правда ведь?