Оптимисты - Миллер Эндрю

С минуту Клем сидел с трубкой в руке, потом медленно опустил ее на место. Еще раз посмотрел на карту и вышел из гостиницы. В конце улицы он повернул налево и пошел до станции метро «Порт де Намур» в конце бульвара Ватерлоо. Выбрав в толпе чернокожее лицо, человека примерно одного с Рузинданой возраста, он начал следовать за ним. Он отлично знал, что это не Рузиндана, но надеялся, что, может, поблизости есть какое-нибудь кафе или клуб, где сверстники этого мужчины встречаются поболтать и поиграть в карты. Они шагали в обратную от бульвара сторону и меньше чем через десять минут оказались в Матонге. Неожиданно на Клема обрушились покинутые им в мае краски, запахи, акценты, хотя там ему довелось видеть лишь обломки нарушенного быта — пустые магазины, безмолвные рынки, хруст битого стекла и пустых обойм под ногами. Здесь, в Матонге, магазины были наполнены мешками сладкого картофеля, маиса, жгучего перца, связками сахарного тростника, сушеной саранчи, пальмовых листьев, сухой, как подошвы сандалий, рыбы. На прилавках лежали рулоны ярко раскрашенных тканей, фальшивые локоны, тяжелые ювелирные украшения из золота, настоящие и поддельные. На тротуарах оживленно беседовали, обменивались рукопожатиями, держали друг друга за руки, слушая с открытым ртом новости, мужчины в сандалиях и рубашках сафари, некоторые со спутанными в косицы волосами, некоторые в муслиновых рубашках по щиколотку. Отвлекшись, Клем потерял из виду свой объект. Около часа он бродил по кварталу, ныряя под обшарпанные арки, выбираясь перевести дух на перекрестки, заглянул в бар, заказал пива и получил бутылку со слоном на этикетке. Под резкие звуки мелодий соукус и джужду он пролистал африканскую газету («Маяк»). Весь квартал был буйно-неправдоподобным, напоминая живучие, яркие цветы, прилепившиеся к черным от копоти стенам старого железнодорожного туннеля. Вся община — более молодая и более смешанная, чем подобная ей в Лондоне, — прилетела по крупицам с юга и вплелась в ткань брюссельской обустроенной жизни девятнадцатого века. Клем заказал еще бутылку. Официантка — посмеивающаяся, переваливающаяся с ноги на ногу желтозубая женщина в желто-лиловом тюрбане — подмигнула ему. Интересно, что она скажет, если я спрошу у нее про бургомистра, подумал он. Может, она его знает? Может, его все знают? Может, она видела, как он проходил нынче утром мимо окна, и, приняв за неудачника, посмотрела в сторону?

Когда Клем вернулся в гостиницу, было уже за полдень. Он набрал номер ФИА в третий раз. Ему ответил мужчина — недоверчивый, готовый к отпору молодой мужской голос. Клем спросил Лоренсию Карамеру.

— Она не может подойти к телефону, — решительно сообщил голос.

— Она занята?

— Какое у вас к ней дело?

— Я вас не знаю и не могу это с вами обсуждать.

— Вы журналист, верно?

— Она все еще в офисе?

— Сказать вам, что я думаю о журналистах? Таких, как вы?

— Может, вы представитесь? — предложил Клем, — Вы же знаете мое имя.

— Вы — хуже псов.

— Вы вместе работаете? Или вы — ее друг?

— Бродячего пса — хоть топором по башке, никто о нем не пожалеет.

— Вы бы так и сделали?

— Никто о нем даже не вспомнит.

Клем принял ванну, потом, примостившись между кроватью и тумбочкой с телевизором, сделал несколько полузабытых упражнений йоги. В полшестого он опять позвонил. Никто не ответил, автоответчик тоже не сработал. Он включил телевизор и принялся просматривать каналы в поисках новостей, прослушал выпуски на французском, американском, фламандском; потом выключил его, оделся и вышел. На улице оказалось на удивление холодно, а у него с собой ничего, кроме джинсовой куртки, не было. Он зашагал крупными шагами, потом остановился в баре выпить коньяку. Рядом сидел мужчина с бледными глазами на длинном бородатом лице — лице северянина, сурового фермера или главы церковного совета старейшин. Клем осведомился на французском языке, как пройти к центру. Мужчина ответил по-английски и прочертил маршрут в воздухе чубуком трубки.

Двадцать минут отсюда, сказал он, но Клем, заглянув по пути еще в два бара, добрался до центральной площади только через час. Он побродил по ней вместе с сотнями представителей презренной армии неорганизованных туристов, пошатался около подсвеченных зданий гильдий, заглядывая в слепые окна, разглядывая каменные цеховые эмблемы. Ему припомнились массивные формы финансового центра Торонто, а вслед за этим пришло паническое осознание, что он так и не дозвонился до Сильвермена, не получил от него совета, предостережения, что рулит он в полном одиночестве.