Лондонские поля - Эмис Мартин

— Угу, ясен пень.

— Кит, а ты умеешь держать язык за зубами? Или ты не можешь без того, чтобы побежать к приятелям и доложить им обо всех своих подвигах?

Кашлянув, он сказал:

— Да ни в коем разе. В жизни со мной такого не бывало.

— Ладно, — строго сказала она. — Тебя, Кит, ждут невообразимые удовольствия. Таких блюд ты еще не пробовал. Забудь обо всем, что было у тебя прежде. Это будет совсем другой класс. Миленький, оставь-ка этот свой встревоженный вид! Я буду кое-чего ждать от тебя в ответ. Ты знаешь, что я имею в виду. Мне, Кит, понадобятся такие твои качества, как терпение и хладнокровие, — думаю, без них ты никак не преуспел бы с дротиками. Ты готов мне довериться? Все это мы будем проделывать с моей скоростью. Идет?

— Заметано.

— Возьми-ка вот эти вещицы, — велела она, протягивая ему аксессуары для душа и книгу в мягкой обложке. — Делать с ними тебе ничего не надо. Это так, бутафория. Просто реквизит.

— Кто это? — осторожно спросил Кит, кивая на звонок: тот снова коротенько брякнул.

— Первый твой экзамен на благоразумие поднимается по лестнице, — сказала она, вдавливая большой палец в кнопку, открывающую доступ в подъезд. — Помни вот что: почему это все деньги должны быть у него? Вот, смотри-ка! — С ошеломляющей решимостью она скрутила пачку денег, сунула ее себе в бикини и похлопала по ней. — А, Кит?! Это похоже… это похоже на…

— Да уж.

— Это похоже на… — Пять минут назад она была на грани истерики. Но сейчас все истерические нотки, хоть они и терзали ей слух, она подпускала в свой голос совершенно сознательно. — Это похоже на ствол пистолета в кобуре, а, Кит?!

— Н-ну… да, наверно.

— Сюда.

Медленно, как бы в оцепенении, он потянулся вперед тыльной стороной ладони. Пальцы у него дрожали.

— Не прикасайся, — сказала она, вложив в эти слова всю свою твердость.

И он к ней не прикоснулся. Он дотронулся лишь до материи и до денег.

Устраивая по телефону эту встречу с Гаем, Николь уделила особое внимание вопросу синхронности действий — того рода, какой практикуют коммандос и грабители банков («Когда люди не пунктуальны, меня просто подкашивает. Знаю, это утомительно. Приют, возможно…»); но это не помешало ей продержать его в ожидании добрых пятнадцать минут («Присядьте, пожалуйста! — крикнула она из спальни. — Прошу меня простить…»). Ей нужны были пятнадцать минут. Одна — чтобы укрыть свое бикини под простеньким хлопчатобумажным платьем, тоже белым. Другая — чтобы причудливо переворошить постельное белье. Как это звучала та прелестная фраза из «Лолиты»? «Греховный беспорядок гостиничного белья, внушающий мысль о сатурналии, устроенной бывшим каторжником с двумя жирными старыми шлюхами», — так, кажется? Остальное время требовалось Николь для того, чтобы наложить грим. На свет божий явилась артистическая палитра, в дело пошли артистические флакончики. Глубокий и беспокойный посткоитальный румянец — вот чего добилась она в итоге. Она даже присовокупила к нему отпечаток удара кулаком или тяжелой пощечины на правой своей скуле. (Это, конечно, переходило все мыслимые границы; но ведь в этом же и заключался весь замысел, правда же, — чтобы перейти все мыслимые границы?) Затем она с силой взъерошила свои волосы. В этом была откровенная ирония, милая такая ирония, напоказ: ведь за пятнадцать минут она могла привести в порядок и постель, и волосы, если бы они нуждались в приведении в порядок, а также начисто запудрить все синяки и кровоподтеки, которыми сейчас непристойно и прихотливо изукрасила себе лицо. Но таково уж искусство. Оно всегда только подобие — и никогда не реальность. Таково уж искусство.

Николь вышла из спальни слегка прихрамывающей походкой и остановилась в дверях, одной рукой приглаживая волосы, а другой — расслабленно обмахивая себе лицо… Гай стоял возле книжного шкафа, вполоборота к ней. Локти его были полусогнуты; он, опустив голову, смотрел в раскрытый тоненький томик: поза проповедника, да и только. Обернувшись, он посмотрел на нее с укоризной.

— Вижу, вы питаете слабость к Д. Г. Лоуренсу, — сказал он. — Что ж, я тоже, должен признаться. Он, конечно, может приводить в полное замешательство, но главное в нем — это экспрессивность. Собственно, — продолжал он, цепким взглядом окидывая корешки книг, — я нахожу здесь очень, очень много совпадений во вкусах и привязанностях. Ваши книжные полки — зеркальное отражение моих. За исключением американцев. А также астрономии и популярных книг по физике. А еще, я вижу, вы интересуетесь шахматами!