Грех и другие рассказы - Прилепин Захар

— А что за проблема, парни? — спросил братик миролюбиво.

— Это же не твоя проблема, — ответил ему один из пришедших, но согласия в их рядах не было, и одновременно в разговор вступил второй:

— Ты деньги привез за тачку? Отдашь их нам. Лобан нам должен.

— Всем, что ли, поровну раздать? — спросил братик наивно.

— Нет, только мне, — ответил один из пятерых.

— Много тебе он должен?

— С-с... Семь штук, — помявшись, уточнили братику.

Отвечавший был рыж, кривоног и, по-видимому, глуп.

Рубчик тихонько тряс коробком и все пытался заглянуть братику в лицо, чтобы понять: пора или еще не пора. Братик приметил беспокойство товарища и неприметно кивнул: стой пока, не дергайся.

— Давайте, парни, все по справедляку разрешим, — сказал братик пришедшему забрать должок. — Я за лобана говорю, ты — за себя. Годится?

— Лобан сам умеет разговаривать, — не согласился кто-то.

— Но деньги-то пока у меня, — соврал братик. — И сейчас я имею дело с лобаном. Значит, я могу выслушать, что вы ему предъявите, и решить: отдать вам деньги или нет. Ты ведь не против, лобан, если я выслушаю парней?

Белолобый кивнул так сильно, что родинки на его лице едва не осыпались на траву.

— Рисуйте ситуацию, парни, мы слушаем внимательно, — заключил братик.

— Он мою козу задавил, — сразу выпалил рыжий в ответ.

— Реально, — ответил братик, голос его чуть дрогнул от близкой улыбки, но в последний момент он улыбку припрятал. — У тебя коза есть?

— У бабки. — Собеседник братика отвечал быстро, и эта поспешность сразу выдавала его слабость.

— Погибла коза? — спросил братик.

— Нет, нога сломалась.

— Понял, — сказал братик.

Я с трудом сдерживал смех.

— И нога козы стоит семь штук? — спросил братик.

— Семь штук, — повторил за ним рыжий все так же поспешно.

Братик кивнул и помолчал.

— А теперь ты мне обоснуй, — попросил он. — Отчего это стоит семь штук?

— В смысле? — тряхнул грязным рыжим вихром его собеседник.

— Почему твоя предъява тянет на семь штук? Кто так решил? Ты так решил?

— Я... — уже медленнее отвечали братику.

— А почему семь? Почему не пять? Почему не девять тысяч? А? Почему не шесть тысяч триста сорок один рубль двадцать копеек?

Братик умел искренне раздражаться от человеческой глупости и смотреть при этом бешеными глазами.

— Ты не знаешь, что любую предъяву надо обосновать? — спрашивал он. — Тебе никто этого не говорил? А? Или ты не знаешь, что бывает за необоснованные предъявы?

— Почему я должен обосновать? — ответили братику, и тут братик наконец засмеялся.

— Мне нечего тебе сказать больше, — сказал он с дистиллированным пацанским презрением.

В рядах наших гостей произошло странное движение, будто каждый из них искал себе опору в соседе, а сосед тем временем сам чувствовал некую шаткость. Разговаривать им, видимо, расхотелось; время для начала драки показалось потерянным, и уходить молча было совсем западло.

— Лобан, мы потом к тебе зайдем, — как мог спас кто-то из них отступление.

И они ушли.

Братик сразу забыл о них, лишь спросил спустя минуту:

— А ты зачем козу задавил, лобан?

— Так у меня тормоза не работают... — Белолобый хотел было сопроводить рассказ подробностями, но братик его уже не слушал.

— Понял, Рубчик? — обратился он к товарищу. — Поедем медленно, двадцать кэмэ в час. А лучше — десять.

— Базара нет, — ответил Рубчик, прилаживая трос.

Братик уселся в «копейку», я прыгнул к нему на переднее сиденье, мы тронулись.

Белолобый провожал нас, стоя у порога, нежный и благодарный. Мы посигналили ему напоследок. Он, кажется, хотел махнуть нам рукой, но рука сжимала в кармане деньги, и поэтому белолобый лишь дрогнул плечом.

Дорога к трассе шла вверх, и Рубчик бодро тянул нас по августовской пыли. Трос был натянут, как жила; с дороги шумно, но медленно разбегались гуси и тихо, но поспешно — куры.

Вырулив на трассу, Рубчик сразу вдарил по газам, и «копейка» загрохотала, рискуя осыпаться. Братик стукнул раздраженным кулаком по сигналу, чтобы дать товарищу понять его неправоту, но еще семь минут назад подававшая голос машина на этот раз смолчала. Сигнал больше не работал.

— Рубчик! — заорал братик, мигая фарами «копейки», но его, естественно, никто не слышал и не видел.

Братик попытался левой рукой приоткрыть окно, но ручка крутилась вхолостую: стекло не опускалось.

Тем временем я, в ужасе глядя на провисающий трос и несущуюся перед нами машину, которую мы ежесекундно рисковали настигнуть, набирал номер Рубчика на мобиле. Пальцы прыгали и не попадали в кнопки. Спустя минуту все-таки дозвонился. Братик выхватил у меня телефон и стремительно сообщил Рубчику ряд назревших возражений.