В ту сторону - Кантор Максим

Но она дико закричала:

— Скорее! Спасите его!

И, подчиняясь ее крику, подчиняясь ее сумасшествию, санитары погрузили тело Сергея Ильича в машину.

— Везите туда, где его лечили! Они примут! Они помогут! Они обязаны! — Почему-то она верила, что Колбасову станет стыдно.

И привезли в приемный покой больницы, зачем привезли — никто сказать не мог. Из приемного покоя — в реанимацию, бегом, бегом. И стояли над мертвым телом, прилаживали приборы. Разжали зубы, пропихнули трубку в мертвое горло, обдирая трахею, разрывая все ткани, пропихнули в легкие — включили вентилятор. Санитар проверил, поступает ли воздух, закрепил шланг поддува.

— Дышит? — крикнула ему Зоя Тарасовна. Она вообще уже не могла говорить тихо, все время кричала.

— Чего кричите? Мы здесь не в поле. Слышу вас.

— Дышит?

— Знаете, — сказал санитар, — вот, говорят, в лагерях людей мучили. Пытали, старались, чтоб сразу не умерли. Говорят, были такие палачи. Но мы их тут перещеголяли. Ведь он теперь живет, — санитар показал на Татарникова, — он еще дышит. А что он чувствует, мы не знаем. И хорошо, что мы этого не знаем.

— Так он же без сознания, — неуверенно сказала жена, — ему же не больно.

— Откуда я знаю. Больно или не больно — откуда я знаю.

— Должны знать! — крикнула ему Зоя Тарасовна. — Вы обязаны знать! Вам за это деньги платят!

— Разве это деньги, — сказал санитар, — да и тех не платят.

— Будет жить? Да? Будет?

Санитар посмотрел на жену Татарникова, ничего не сказал.

Зоя Тарасовна вышла вон из больницы. Она долго спускалась по лестнице с восьмого этажа — отчего-то не захотела ехать в лифте. На площадке третьего этажа остановилась, смотрела в окно, на здание морга.

— Похоронила кого? — спросила старуха в лиловом халате.

— Нет, живой.

— Тогда повезло. Повезло тебе, милая.

— Здесь какое отделение?

— Второе гнойное.

Она спустилась в вестибюль, прошла по битому кафелю, вышла из дверей на главную аллею, прошла до гнутых решеток больничных ворот. Она долго ехала в троллейбусе, потом шла по длинной пустой улице, белой от тополиного пуха, возвращалась в пустой дом. Никого уже не было в доме — дочь уехала к подруге, Бассингтон уехал в Англию, Маша больше не приходит. Только кошка, старая сумасшедшая Нюра, ходит по пустым комнатам, ищет запах хозяина.

Так он лежал трое суток — потом легкие отказали, и он умер. Выдернули бесполезную трубку из трахеи, надавили снизу на челюсть, закрыли рот. Помер Сергей Ильич Татарников.

Зашел в палату доктор Колбасов. Он столько раз видел это тело разрезанным, он запускал руку во внутренности этого тела, он уже давно знал, что жизни в этом теле почти что нет — так, клочья жизни, обрывки души. Но вот тело умерло — и Сергей Ильич словно вышел из-под его власти и смотрел на него со стороны, и спрашивал: а хорошо ли ты, Колбасов, поступил со мной? Я делал что мог, говорил Колбасов. Сергей Ильич ничего на это Колбасову не ответил. Таких, как ты, много, говорил ему Колбасов, если бы мы лечили одного лишь тебя, а то надо было заботиться и о Вите, и о Вове-гинекологе. Виноват ли я, говорил Колбасов, что природа сильнее меня? Ну да, умирают люди, уходят, а я остаюсь здесь, и что мне делать, если медицина не справляется с природой? Плакать Колбасов не умел. Он видел уже слишком много смертей и привык. Его удивляло то, что ему хочется заплакать, — хотя слез и не было. Он глядел на сухое лицо мертвого человека — и кусал губы.

Позвонили жене.

— Вы подходите в больницу, Зоя Тарасовна.

— Что? Что случилось?

— Вы подходите.

— Умер? Скажите, умер?

— Подходите к главному корпусу.

— Нет, — крикнула она, — я не приду! Не приду! Зачем? Зачем вы это сделали!

25

По моргу бегала рыжая кошка, она мерзла. Она была похожа на Нюру, кошку Татарникова, хребет ее выпирал из тощего тела, а живот был большой, болтался мешком. Кошка не испугалась посетителя, потерлась о ногу.

Антон подошел к белой железной двери, нажал на звонок — и далеко за дверью раздались шаги.

— Тебе кого? — Так спросили, словно посетитель пришел в гостиницу и спрашивает одного из гостей. — Татарникова? Это вчерашний, значит, длинный. Давно его приготовили.

Работники морга ушли в холодное отделение, где в выдвижных ящиках содержались трупы. Там уже стоял гроб с приготовленным для прощания телом Татарникова. Рабочие поместили гроб на низкие носилки на колесах, выкатили в комнату, предназначенную для панихиды. На Сергея Ильича надели серый пиджак, который принадлежал еще его отцу и который Сергей Ильич надевал по торжественным случаям. Покойнику повязали черный галстук, хотя при жизни он галстуков не носил.