Позвони в мою дверь - Нестерова Наталья

— Ты считаешь, что все проблемы можно решить с помощью денег? — вздрогнула Таня.

Брат ответил туманно:

— Если бы я так считал, то не сидел бы сейчас здесь.

Татьяна решила сменить тему:

— Я с Зиной разговаривала. Ты почему домой не звонишь?

— Позвоню.

Он не выполнил своего обещания. Между Петровым и самыми близкими — женой, сестрой, родителями — будто кошка серая пробежала. У него не было желания объясняться, утрясать, сглаживать — само пройдет.

О двух крупных суммах, которые он снял с семейного счета, на ремонт и на сберкнижку Татьяне, он ничего не сообщил Зине. Ей оставалось только строить предположения.

* * *

Потом Петров много раз будет мысленно возвращаться к своему отъезду из Омска, задаваться вопросом, почему решил ехать поездом, а не лететь самолетом. Кроме бредовой идеи «увидеть Сибирь из окна», ему ничего не вспомнится.

* * *

В купе заглянул коротко стриженный мужчина, посмотрел на молоденькую беременную соседку Петрова, потом на него, обрадовался:

— Мужик, я через два купе. Соседка попалась.

Не поменяешься? Переходи ко мне. А женщины пусть тут.

Петров повернулся к попутчице — та явно обрадовалась предложению. Он встал и забрал свои вещи.

В новом купе, таком же люксе, рассчитанном на двоих, уже сидели два парня.

— Моя команда, — сообщил стриженый, — знакомьтесь. Это Сашок.

Парень лет двадцати, не отягощенный университетскими знаниями.

— Петров.

— А это Медведь, видишь каков, ух, бурый, — почему-то веселился мужик. — По паспорту Медведев, а по нашему просто Медведь. Меня они Тренер зовут. По должности. Мы самбисты, на соревнования едем.

В том, что они спортсмены, сомневаться не приходилось. Все трое крепко накачаны, шеи воловьи, покатые плечи в буграх мышц, поэтому головы казались карикатурно маленькими. Только категории у них были разные: Сашок в мышином весе выступает, Тренер в среднем, а Медведь из тяжеловесов.

— Распишем пульку? — предложил Сашок и достал карты.

Петров кивнул. Он не боятся проиграться. В студенческие годы карточными, играми зарабатывал прибавку к стипендии. Память у него была отличная, шулеров он вычислял легко.

Играли спортсмены плохо, карт не помнили, и к финалу Петров шел победителем. Но ставки были маленькими, и азарта их поднимать никто не проявлял. Несмотря на июньскую жару, в вагоне топили, окна не открывались, кондиционеры не работали — тропическая духота. Игроки разделись до трусов и выпили по две бутылки минералки на брата. Странно, что не возникало предложения перейти к крепким напиткам.

«Держат спортивную форму?» — недоумевал Петров. В попутчиках чувствовалась какая-то скрытая агрессия, сознание превосходства, фиги в кармане. Как в детстве, когда один из приятелей начинает тебя дразнить: «А у меня что-то есть! А я тебе не скажу! А я тебе не покажу!»

Петрова раздражал Медведь, вернее, запах его одеколона, который попутчик периодически выливал на носовой платок и обтирал торс.

— Ты нас задушил! — не выдержал Петров. — Точно в сельской парикмахерской.

Поезд стал замедлять ход. Остановка.

— Хочу выйти, проветриться, — сказал Петров.

— Здесь полминуты стоим. — Тренер посмотрел на часы. — Подожди, через двадцать минут большая станция, там и прогуляемся.

Медведь и Сашок довольно засмеялись.

— Что смешного? — спросил Петров.

— Ребятки застоялись, — суетливо пояснил Тренер. — Ну, кто банкует? Петров, ты!

Замерев на несколько секунд, поезд снова тронулся, набрал скорость, колеса выбивали частую дробь. Медведь снова достал платок и пузырек.

— Я же тебя просил! — возмутился Петров.

— А это другое, — ухмыльнулся Медведь.

Поплыл действительно другой запах, эфирно сладковатый. Медведь неожиданно бросился на Петрова, прижал платок к его лицу. Следом навалились Сашок и Тренер, один держал ноги, другой руки Петрова.

Тот вырывался, стараясь не дышать. Но даже отдельно с каждым из спортсменов Петров вряд ли бы вышел победителем.

Хотелось втянуть в себя воздух — так хотелось, что все остальное уже не имело значения. Он задышал — чем-то сладко лекарственным, спасительным, непривычным, как запахи в родительской квартире.

Забытье опустилось шляпой, которую ему вдруг надвинули на глаза. Петров никогда не носил шляп, но тут, по случаю кризиса, одну примерял — плохие мальчики хулигански схватились за поля и натянули на лицо.