Потерянный среди домов - Гилмор Дэвид

– Я должен на следующей неделе поехать в Торонто, – сказал он. – Хотел бы я, чтобы мне не нужно было этого делать.

– Зачем?

– Нужно пройти кое-какое лечение, – сказал он. – Ничего серьезного. Просто хотелось бы не ехать. – Словно сама поездка, трудность ее доставала его больше, чем встреча с доктором.

– Езжай поездом, – сказал я. – Поездом куда лучше. Элегантнее. И больше похоже на приключение.

– Да, – сказал он, все еще немного расстроенный. – Может быть, именно так я и сделаю.

Так что мы еще немного посидели, он в этой своей дурацкой шапке, лыжники съезжали с холма, некоторые из них выпендривались, крутили зигзаги до самого низу, потому что были по-настоящему озабочены тем, чтобы на них кто-то смотрел. Нервные снегоочистители сновали туда-сюда, их ноги дрожали от напряжения.

Обычно я люблю шале. Девушки в сказочных свитерах и черных лыжных брючках, с раскрасневшимися щеками выглядят очень сексуально. Я воображаю, что у них будет восхитительное свидание с бойфрендами, ну вы знаете, позже, перед камином. В этих девушках было что-то особенное, они жили жизнью, которой у меня никогда не будет. Не знаю, какая она, эта жизнь, но я знаю, что она никогда не будет мне принадлежать.

Вернувшись в дом, мы со стариком сели в гостиной, я читал историю Австралии, найденную в подвале.

– Могу я поставить музыку?

Я ожидал, что он скажет нет, но не тревожился о том, что он будет огрызаться.

– Да, – сказал он.

Так что я что-то поставил, не громко, но все равно в былые времена он бы выдержал только тридцать секунд, а потом велел бы выключить к чертовой матери. Но сейчас он этого не сделал. Так вот мы и сидели, он читал биографию Роммеля. Я поглядел на нас как бы со стороны и подумал: Боже, странно, но хотел бы я, чтобы Харпер это видел. Я хочу сказать, вот он я, временно отстранен от занятий, предполагается, что это и в самом деле очень большое дерьмо, и что я делаю? Сижу в гостиной в собственном коттедже, слушаю «Она еще покажет себя» со своим чертовым отцом. В самом деле очень классно. Нужно было бы, чтобы меня отстранили от занятий раньше.

Не знаю. Но было похоже, что в эти выходные отец махнул на меня рукой. Как будто он в конце концов осознал, что я никогда не стану таким, каким ему хочется. А может быть, дело было не во мне, и я не имел никакого отношения к тому, что на всем лежала печать сверхъестественного мира и покоя.

На следующий день он отвез меня на железнодорожную станцию. Был солнечный день, холодно. Он вышел из машины и прошел со мной на платформу. Нес мой маленький чемодан.

– Не исключено, что я вернусь в следующие выходные, – сказал я, думая, что и в самом деле могу так сделать, но подозревая, что к следующим выходным мои планы переменятся. Но все равно я был рад, что сказал это.

– Хорошо бы.

Мы неловко обняли друг друга, я почувствовал на щеке его щетину, как колючий наждак.

Потом я сел в поезд.

Должно быть, он сделал это сразу после того, как отвез меня на станцию. В тот вечер мама позвонила из Флориды. Ответа не было. Она попыталась дозвониться на следующий день, звонила без передыха, а на следующее утро позвонила сторожу, фермеру, который жил у дороги, и попросила его пойти посмотреть, а если нужно, вломиться в дом. Неизвестно, как он нашел ружья, но он воспользовался винтовкой моего брата 22-го калибра. Она выглядела как хренова игрушка. В самом деле. Но, полагаю, расстояние было выбрано верно.

А еще на каминной доске нашли письмо от мамы. Ничего особенного, просто болтовня, но я не мог понять, почему он сказал мне, что не получал от нее вестей.

Она прилетела домой на похороны. Это было в Грейс-Черч на Холме, народу была масса. Потом в сопровождении длинного кортежа автомобилей моего отца отвезли на кладбище; сказали несколько слов над гробом и медленно опустили в землю. После этого мы отправились к тете Кей. Она была самая ужасная пизда на свете, пьяная корова. Я поймал ее, когда она потребляла пойло на кухне; как будто предполагалось, что она будет трезвой во время поминок, но вот она стояла у плиты и жрала пойло прямо из бутылки. Она и без того уже была внесена мною в черный список. Позади церкви я в обществе других мужчин покурил, и, когда пришло время идти и все медленно двинулись к двери, она огрызнулась на меня: «Выброси сигарету!», как будто говорила с ребенком. Я посмотрел на нее, как на какую-то гадость, и еще раз затянулся, словно провоцируя ее на противодействие. Но она исключительно быстро убралась.