День счастья — завтра - Робски Оксана

«Они на втором», — сообщила Мадам по рации.

«Иду к Никите», — ответила Гора.

— Мансардного этажа нет, но можно сделать по желанию клиента. Пока — только чердак, восемьдесят квадратных метров. — Она закончила свою экскурсию с выжидательной улыбкой.

Если бы свекор нервничал чуть меньше, он бы по привычке зааплодировал.

Они спустились вниз. Подошли к входной двери.

— Я не обратил внимания на вид из окна. Из детской спальни. Подождите меня минутку.

Свекор бегом поднялся наверх. Louis Vuitton уютно расположился в картонной коробке.

Свекор зачем-то плотно закрыл ее. И повернул набок.

Мы с Горой зашли в «штаб строительства». Менеджер, которая встретила нас, оказалась полной противоположностью первой. Она была молодой и совсем не улыбалась.

— Мы хотим, наверное, купить дом номер четырнадцать в третьем квартале, — сообщила Гора.

Я бы не удивилась, если бы этот дом прямо на наших глазах подорожал процентов на сорок.

Менеджер взяла мобильный.

— Танюш! Не закрывай четырнадцатый. — Она говорила высоким, равнодушным голосом. — Я еще клиентов веду. Ага.

По узкой дорожке, покрытой мелким гравием, шел мой свекор в сопровождении неумолкающей Танюши.

Увидев меня, он остановился. Из удивленного его взгляд сделался злым, а потом беспомощным.

Я равнодушно прошла мимо. Гора отвернулась.

На втором этаже менеджер рассказывала нам про передовые технологии.

Коробка была на месте. Были ли еще в ней деньги — неизвестно.

Дом оставался открытым всего несколько минут. За домом следила Мадам.

У меня зазвонил мобильный. Свекор.

— Что ты здесь делаешь? — прорычал он в трубку голосом взбешенного натурала.

— Делайте все, как вы планировали, — мило ответила я, глядя на менеджера, — когда я освобожусь, я все вам объясню. Пока.

— Кажется, я оставила свой мобильный наверху, — проговорила я, когда мы спустились.

Коробка была пуста.

Менеджер тщательно закрыла за нами дверь.

— Мы здесь походим. — Гора неопределенно махнула рукой, озираясь по сторонам с видом любознательного туриста.

Менеджер кивнула и неожиданно улыбнулась:

— Как говорится, добро пожаловать в Эдем!

Позвонил свекор. Из квартиры на Фрунзенской набережной, которую он снимал для своего молодого возлюбленного.

Похитители велели ждать его там.

Он ждал уже два часа, и терпение его было на пределе.

— Никита, объясни мне, что происходит? Ты же обещала не вмешиваться!

— Мы следили за этим домом…

— Никита, ты ничего не испортишь? Я никогда тебе этого не прощу!

Я сама себе не прощу.

— В дом зашел Сайд. Ваш садовник. Его засекла Мадам. Деньги забрали.

— Деньги забрали?

— Мы уверены, что из дома никто не выходил. Мы ждем.

— Я хочу позвонить в свой ЧОП! Тебе точно нужна помощь!

— Звоните. Они могут оцепить весь поселок. Я уверена, что он где-то здесь.

Свекор молчал несколько минут, и я слышала только его прерывистое дыхание.

— Но если они увидят милицию, они могут что-нибудь с ним сделать… Чтобы не было доказательств… Так? 

Я не знала. 

Я думала, что если бы они хотели с ним что-то сделать, то уже сделали бы.

С другой стороны, если бы они хотели его отпустить, то уже отпустили бы.

Видимо, вопрос в деньгах. Пока Сайд не вынес деньги из дома и не отдал их сообщникам, никаких мер они не предпринимают.

Непонятны две вещи: почему Сайд не пытается выбраться из дома и где его сообщники?

Мы просматривали дом со всех сторон. Иногда переговаривались по рации.

Я сидела на импровизированной табуретке из пустого баллона для краски. Хотелось есть. Я отключила звук в своем телефоне и потому, когда свекор снова позвонил, аппарат просто зашевелился у меня в руке, словно маленький зверек прямоугольной формы.

— Никита, я связался со своей службой безопасности. Они настаивают на участии, и я, честно говоря, тоже.

— Хорошо. Я тоже думаю, что в этом есть смысл. Пусть оцепят всю стройку. Чтоб никто не вышел. Только незаметно.

— Я дам твой номер.

Я кивнула.

Мы следили за домом уже несколько часов.

Где-то в глубине поселка шла активная жизнь: подвозили кирпич, кричали прорабы, работали краны; дом номер четырнадцать в третьем квартале был самым последним, и поэтому все происходящее в «Эдеме», казалось, на него совершенно не распространяется.

Перед домом стояли две пушистые сосны.