Мика и Альфред - Кунин Владимир

На прыжки возили «восьмерками». Возили на школьном «додже» — три четверти. Но не с открытым кузовком, а со специальным жестким фургоном. Тоже без окошек. В этот «додж» как раз помещались «восьмерка» пацанов, два инструктора-воспитателя и один тренер по рукопашному бою. Он же сидел за рулем этого «доджа».

На полу кузовка между откидными скамейками — чехлы с оружием «восьмерки», амуницией, рациями, переговорными устройствами «ПУ-5».

А на скамейках под недреманным оком инструкторов друг против друга сидят пацаны одной «восьмерки» — по четыре на каждой лавке. Все переодеты в гражданское, но одинаковое. Типа детдомовского.

Езды до аэродрома — часа два. Такой пустынный, занюханный аэродромчик. Несколько самолетов «У-2», парочка «дугласов», один «СБ», ремонтные мастерские, командный пункт, метеослужба, барак для переукладки парашютов, второй — складские помещения, караулка для наряда внутренних войск НКВД и медпунктик в конце первого барака.

Ни одна живая душа к этому аэродромчику и близко подойти не могла!

Ну, еще наземный тренажер — такие высоченные, метров в десять, «козлы» деревянные врыты, а с них свисает на двух лямках парашютная подвесная система. Для отработки разворотов по ветру, скольжению, ускорению и замедлению спусков…

Никаких запасных парашютов пацанам не полагалось! Прыгали с «ПЛ-3» — «Парашют летчика третьей модификации». Только не с вытяжным кольцом, а с принудительным раскрытием…

Как и полагается диверсантам, прыгали с малых высот. В «Дугласе» через весь фюзеляж трубка идет типа водопроводной. Цепляешь за нее карабин с фалом, получаешь ногой в задницу и поневоле выпрыгиваешь из самолета. Фал в семнадцать метров твой парашют сам открывает — выдергивает металлические шпильки из люверсов, а у вытяжного тросика фал обрывается. Там для обрыва такой специальный шнурок между фалом и тросиком.

«ПЛ-3» как раз под задницей висит, обзор и руки в воздухе свободны — можно сразу из автомата шмалять. Еще до приземления…

Короче, вся «восьмерка» вместе с инструкторами прыгнула, все парашюты раскрылись, все в ажуре, а один пацан приземлился уже мертвым!

Доктор потом всем объяснил: он как из самолета выпрыгнул, так сразу же лапти и откинул. Сердце не выдержало и разорвалось. Вот вам первый «жмурик».

А второй пацан через пару дней прыгнул как все, фал сработал, а парашют и не раскрылся… Так пацан и вошел в землю с нераскрытым парашютом. Второй покойничек…

Тут же на аэродроме специалисты и укладчики стали рассматривать парашют — в чем, дескать, дело?! А там — вытяжные шпильки в люверсах плоскогубцами загнуты! Удружил кто-то из корефанов.

Стали по полной программе «раскручивать» всех живых. Нашли умельца.

— Я его еще в камере в «буру» проиграл, — говорит. — А для вора карточный долг — долг чести! Все руки не доходили… Ну и хотелось как-то посмешнее это устроить. Ничего получилось, да?

Связались по радио с Вишневецким. Доложили. Шифром, конечно.

Тот распорядился внимательно осмотреть покойного, и если на нем нет никаких подтверждений его принадлежности к «школе» — то не везти его наверх в горы, а закопать в районе дальнего поста охраны аэродрома.

— А того, который его «проиграл», куда везти?

— Никуда, — ответил Вишневецкий. — Там же закопать.

— Но ведь он еще живой?!

— Ваши проблемы — моя ответственность. Выполняйте! — ответил Вишневецкий и дал отбой связи.

Вот и третий покойничек. А если приплюсовать тех, кто уже в горах накрылся, так к концу пятого месяца все прогнозы аналитического отдела обязательно сбудутся!

Там даром хлеб не едят…

***

Мика и в самом деле был «отличником».

Если такое слово вообще применимо к тому, чему его обучали в этой школе.

Многие пацаны еще на воле, а потом и в камерах предварительного заключения слышали о легендарной воровской паре «гастролеров» — Лаврике и Мишке-художнике, которые ни в каких хеврах и кодлах не состояли, жили тихо, сами по себе. Ходили «чисто», блатняков из себя не строили, работали только по сильно «упакованным» хатам большого начальства. Вот такие Робин Гуды!..

И сентиментально-жестокий мир юного ворья пополнил свой слезливый фольклор легендой о покойном Лаврике и ныне здравствующем Мишке-художнике.

На крупицы подлинных событий накладывалась такая беззастенчивая жалостливая фантазия, что бедный интеллигентный Мика только отплевывался, когда краем уха слышал про себя и Лаврика эту, как говорится, «плетеную парашу»!..