Записки о Рейчел - Эмис Мартин

В четыре часа на лужайке собрался шабаш ведьм; некоторые, дыша по-собачьи, встали в очередь за чаем; другие, сидя в шезлонгах, глазели на груду садовых инструментов, словно в киноэкран. Не позднее четверти пятого мать лишилась чувств: либо вечеринка усугубила ее инстинкт внутривидового отторжения, либо транквилизаторы, в течение дня нейтрализуемые адреналином, обрушились на нее всей своей вялой массой. Ее привели в себя и помогли добраться до комнаты. Дженни осталась развлекать ведьм. Ответственность за раздачу чая и горячей воды перешла к Зуки.

На Зуки было легкое ярко-красное платье с глубоким вырезом. И вот, если Зуки наклонялась, а она была вынуждена постоянно это делать, и если я в тот момент вытягивал шею, а я постоянно это делал, мне была видна львиная доля ее высоких, смуглых и крепких маленьких грудей, а однажды я на мгновение даже увидел темный сосок. Я просидел на подоконнике больше часа, держа для отвода глаз в руках книжку. И по мере того как Зуки все больше суетилась, и на ее лбу и плечах проступал пот, и она все чаще убирала волосы с глаз — ее движения казались мне все более замедленными, они постепенно теряли всякую связь с наполнением чашек, тяганием чайников и лужайкой. Слабое голубое свечение газовой горелки обволакивало Зуки горячей дымкой, мерцая, поднималось по внешней стене и вливалось мне в рот тяжелым воздухом. Затем ее тело принялось корчиться и извиваться; я не мог сфокусировать на ней взгляд, хотя кроме нее там больше ничего не было.

Когда вечеринка стала близиться к концу и Зуки присоединилась к ведьмам, я скатился с подоконника, бросил книжку и закружил по комнате, буквально ломая себе руки. Я не мог понять, как вообще когда-то мог играть в «Эрудит», или читать книгу, или причесываться, или чистить зубы, или обедать, если в мире есть такое лицо и такие груди. Я распластался на кровати и лежал там содрогаясь, пока не почувствовал холод, хотя было очень жарко, и не услышал женские голоса, будто бы зовущие меня из сада.

На следующий день я проснулся весь в поту, и меня лихорадило, так что я решил остаться в постели. (Вдобавок как бы я смог взглянуть Зуки в глаза?) Все считали, что у меня рецидив бронхита, но я-то знал, что это не так. Нет. Гомик встретил достойную девушку и отверг прошлое.

Стоя на коленях, я могу разглядеть в свете окна гостиной небольшой серый участок внизу, где трава так до конца и не восстановилась после того вращающегося газообразного вечера. Я закрываю окно с чувством осознания некой завершенности. Мне кажется, я вижу, чем все обернется. Проходя по узкому коридору мимо комнаты матери, я слышу ее голос: «Гордон?», — но, мгновение поколебавшись, на цыпочках продолжаю свой путь — нужно держать сюжет.

Позапрошлый вечер — вечер накануне моей поездки на собеседование в Оксфорд был квинтэссенцией безумия.

Днем мы пили чай вчетвером. Меня все обхаживали, и это было приятно: Джен сказала, что встанет пораньше и приготовит мне «достойный завтрак», Норман предложил утром подкинуть меня на вокзал, Рейчел неоднократно подчеркивала, что это собеседование будет обыкновенной формальностью. Позже мы с ней заперлись внизу и на полчаса залезли в постель. Я полагал, что это, возможно, моя последняя тинейджерская по- ебка: наши тела — гладки, как шкурка гриба, наше дыхание — неуловимо, наши запросы — бесхитростны, наши оргазмы — синхронны. И когда я снял кондом и, замотав в салфетку, положил на дно корзины для бумаг, я не таил злобы и не чувствовал себя обманутым. Мы одевались молча, и тишина ласкала нам слух. Я чувствовал себя сильным, провожая Рейчел на автобус в угасающем свете воскресного дня.

В семь часов я уже сидел за своим письменным столом и в последний раз просматривал подшивку с названием «Собеседование»: шестьдесят страниц ценных советов и рекомендаций, систематизированные в разделах — Акценты, Избегать Подробного Обсуждения, Одежда, Женщина-профессор — с подзаголовками — «Моргание», «Вхождение», «Скрещивание Ног», «Косвенная Лесть», etc. Но я не мог толком сосредоточиться. На этом этапе я либо представлял, что блестяще написал экзамен и затмил сами первоисточники, а литературные критики прежних лет рядом со мной теперь отдыхают, либо начинал поглядывать в окно, опасаясь увидеть там санитаров в белых халатах (поднятых университетом по тревоге), вооруженных сетью и хлороформом. Не буду ли я по приезде обманом завлечен в туалет и избит там университетскими надзирателями? Или на вокзале меня встретят вице-канцлер с мэром, провезут по улицам города в открытой машине, а я буду махать рукой толпам людей и смеяться, отряхивая серпантин и конфетти со своих волос?..