Михаил Ходорковский. Узник тишины: История про то, как человеку в России стать свободным и что ему за это будет - Панюшкин Валерий

— Ну меньше, чем сейчас.

— Восемь долларов за баррель. Знаешь ли ты, какая была себестоимость нефти в ЮКОСе до Ходорковского?

— Я знаю, что там были проблемы.

— Сколько?

— Не знаю.

— Двенадцать долларов за баррель. То есть получался убыток, даже если нефть шла на экспорт. А транспортировка? А налоги? То есть на самом деле ЮКОС, который покупал Ходорковский, был убыточной компанией. А знаешь ты, какая себестоимость нефти была у ЮКОСа в 2003 году?

— Не знаю.

— Полтора доллара.

— Ну талантливый, конечно, человек, — говорит Алексей Малков про Ходорковского.

Мне кажется, еще немного, и нам удастся договориться. Алексей признает свой фильм оголтелой пропагандой и расскажет, почему согласился делать эту пропаганду, а я расскажу ему, как сам в молодости не умел отличать пропаганду от правды, да и сейчас не умею толком. Я говорю: — Что ж ты пишешь «анатомия успехов ЮКОСа всегда вызывала много вопросов, причем Ходорковский не сделал для этого ровно ничего». Это же неправда.

Алексей молчит. Давным-давно в какой-то книжке я прочел, что если хочешь угадать мысли человека, надо попытаться повторить его выражение лица. Я пытаюсь.

Я знаю это чувство. Он увлекся рассказыванием истории. Этот парень, сидящий напротив меня за столом, увлекся историей о виновности Ходорковского точно так же, возможно, как я увлекся историей о невиновности Ходорковского. Возможно, мы оба рассказываем неправду. Только он в телевизоре, а я нет. Он говорит: — Моя мама посмотрела мой фильм и сказала: «До твоего фильма я даже не понимала, в чем обвиняют этого человека». Фишка-то в чем. Я рассказал историю в красках и в лицах. Если я соврал, то подайте на меня в суд.

Никто ведь не подает. Невзлин видел все эти фильмы.

Адвокаты заявили, что мои фильмы — клевета. Пожалуйста. Пусть подают в суд. Почему они не подали в суд? Значит, все нормально?

— Послушай, Леш, может быть, они не подают в суд, потому что не верят судам?

Мы выходим на улицу. Мы идем по мощеной дорожке от ресторанчика к Останкино, и я физически чувствую, как между мной и этим парнем с добродушным лицом и пухлыми щеками пролегает как бы линия фронта. Вот мы идем бок о бок по дорожке, наевшись вареников, а между нами необъявленная гражданская война. Алексей говорит: — Я когда монтировал этот фильм, мне один из наших корреспондентов сказал: «Ты зачем это делаешь? Ты представляешь, что с тобой будет, если Ходорковский завтра выйдет из тюрьмы? Ты не боишься?» А я не боюсь, понимаешь? Я не хочу бояться. Я против Ходорковского. Я знаю людей, ученых, элиту настоящую, которые из-за таких как Ходорковский живут в нищете и никому не нужны. Наверное, если Ходорковский выйдет из тюрьмы и захочет стереть меня в порошок, он сотрет меня в порошок, но я не хочу этого бояться.

— Послушай, а что если Ходорковский не выйдет из тюрьмы? Что если он погибнет там в тюрьме? Как быть, если через несколько лет выяснится, что он невиновен? Ты не боишься участвовать в травле?

Мы расстаемся. С некоторой гордостью я думаю, что разница между мной и журналистом Алексеем Малковым заключается в том, что он не хочет бояться Михаила Ходорковского, который узник следственного изолятора «Матросская Тишина», а я не хочу бояться Владимира Путина, который президент России. Эта мысль щекочет мое самолюбие, но она неправильная.

Правильная мысль приходит мне в голову минут через двадцать. Я думаю, ни один журналист не смог рассказать правду о том, почему Ходорковский сидит в тюрьме. Ни один из тех, кто работает на государственных телеканалах и ходит на пресс-конференции в прокуратуру. Но и ни один из тех, кого пресс-центр Ходорковского приглашает на брифинги адвокатов.

Движимые страхом или бесстрашием, уважением или презрением к Ходорковскому, мы все пытались только рассказать о нем складную историю, на самом деле, рассказывая историю о себе. Все, что снято или написано о Ходорковском, — это мифы о Ходорковском.

Одни мифы, в которых Ходорковский выглядит убийцей и вором, посаженным в тюрьму за убийство и воровство, показывают в прайм-тайм по центральным телеканалам. Другие мифы, в которых Ходорковский выглядит талантливым бизнесменом, посаженным в тюрьму за талант и свободолюбие, — печатаются небольшими тиражами в газетах и на интернет-сайтах. Такое положение дел, конечно, несправедливо, нарушает свободу слова и презумпцию невиновности, но это все равно только мифы. Это в большей степени истории о нас, чем истории о Ходорковском.