Скажи изюм - Аксенов Василий Павлович

Прошли в тоннеле под Соколом, проехали мимо метро «Аэропорт»… Возле Академии имени Жуковского, что развалилась неуместным русским пирогом посреди советского строя, в левом от Огородникова ряду оказалась еще одна любопытная машина, черная и с лиловым фонарем на крыше, внутри два типа, похожие на тренированных в догон доберманов. Все четко, сказал Жеребятников, одна давит сзади, вторая прижимает слева. И по рубцу! И глухо! Чего они хотят, Шуз? Огородниковские «пустотки» начали заливаться яростью. Думаете, все будет так просто, как в 37-м? Просчитаетесь, суки!

Поток машин подходил уже к Белорусскому вокзалу. Девку они тебе совали, чтобы «насилку» пришить, – отработанная техника. А вот сейчас чего они хотят?… Шуз вылез из своего кожаного дворца и демонстративно начал вздувать бицепсы. Доберманы слева смотрели на них без всяких эмоций, деловито и профессионально. Дорога сузилась, теперь уже шла улица Горького, забитая переполненными троллейбусами и толпами людей у дверей магазинов. Легкий толчок сзади. Водитель зеленого фургона смущенно улыбнулся: извините, мол, слегка не рассчитали. Шуз показал ему двумя кулаками выразительное закручивающее движение. Доберманы вдруг резко взяли вправо, подставляя свой борт. Огородников, чтобы избежать удара, машинально тоже взял вправо. Не прошло и нескольких секунд, как доберманы с исключительной ловкостью притерли Огородникова к тротуару, а сами умудрились встать впереди, чем полностью его заблокировали.

Зеленое такси – сзади. Одна ондатровая шапка говорит по радиотелефону, вторая прикрылась газетой. Девки не видно, прилегла, должно быть, на заднем сиденье. Доберманы сидят не оборачиваясь, торчат уши. Народ валит мимо, не обращая на ситуацию никакого внимания, вообще не подозревая никакой ситуации.

Небо начинало зеленеть в преддверии заката. Мерзавцы, оторвали нас от Европы и думают навсегда, сказал Максим. Не могут понять, гудилы, что рабству – шиздец, отозвался Шуз. Думают, книжечку свою поносную покажут, мы им и отдадимся, как бляди. А вот сейчас мы им такой шухер устроим на улице Горького!

Вы слышали, «Орел»? – спросил Сканщин в рацию и вздохнул. Ну и народ… Огород достает свою пушку, никого не стесняется. Прямо положил ее над доской приборов. Вы слышите их разговор, «Орел»? Ждем приказаний, сказал Слязгин. Продолжайте наблюдение, рявкнул «Орел», и офицеры сообразили, что главная птица в замешательстве. Замешаешься тут, если такие люди пошли – на машинах да с газовыми пистолетиками.

Сколько зарядов в твоей игрушке, Бим? – спросил Жеребятников. Двенадцать, Бом, ответил Огородников. Отличное средство при нападении бандитов. Патроны сильного нейропаралитического действия. Хорошо еще, что у нас прочная машина «Волга», этот легкий советский танк. Сейчас начнем бить бамперами вперед и назад. Если же какой-нибудь бандит попытается взломать наши двери, тут же получит нейропаралитический патрон прямо в харю. Удачно, что вокруг нас наш благородный народ, не правда ли? При нападении бандитов орем на всю Ивановскую: бандиты похищают фотографов Огородникова и Жеребятникова! Передайте иностранным корреспондентам – похищены знаменитые фотографы! А сигнал у тебя в машине сильный, Бим? Очень сильный, Бом!

Они говорили так в расчете на мгновенное прослушивание, хотя и не верили в такие исключительные способности своих унылых «фишек». Как вдруг доберманы впереди отчалили от тротуара, круто вошли в движение и через минуту исчезли из поля зрения. Огородников тогда сразу поехал по прямой и вскоре пересек площадь Маяковского, где меж широких штанин в этот час пролетал вольный весенний ветер. Неужто наша взяла? Не тут-то было, зеленый фургон по-прежнему висел у них на хвосте. Огородников прижал палец к губам – Шуз, молчи!

Проехали мимо Центрального телеграфа. Последний квартал улицы Горького заканчивался поворотом в три ряда вокруг угла гостиницы «Националь». Метров за сто до поворота Максим внезапно перешел из крайнего правого ряда в крайний левый и сделал поворот по внешней дуге. Огромное пространство Манежной площади открылось перед ними. В середине площади был знак разворота. Слева стремительно налетала очередная волна движения, но несколько секунд еще было в их распоряжении, и, не раздумывая, он рванул через всю площадь к знаку разворота. Этих секунд не оказалось у «фишек», потому что те завершили поворот по внутренней дуге. Теперь фотографов и «фишек» разделял поток машин, несущийся по проспекту Маркса.

Хохоча, Макс и Шуз развернулись на Манежной, проскочили мимо Исторического музея и музея Ленина, бывшей Городской Думы, нырнули под арку Китайгородской стены, вынырнули на бывшей Большой Никольской, по Бумажному проезду на бывшую Ильинку, косячком через Красную площадь скатились к Москве-реке, дунули по Кремлевской набережной к бывшей Остоженке, и все хохотали.

Еще целый час они хохотали в мастерской на Хлебном в обществе Насти, а потом вдруг Максим хватил недопитую бутылку коньяку об стенку и взвыл – чего они от нас хотят?! Шуз неподвижно сидел за столом, в каменном молчании, напоминая памятник Карлу Марксу Метропольскому.

Капитана Слязгина разбирала злость. Руководство сковывает инициативу оперативного отдела, и вот результат – фотографы внаглую уходят из-под носа «желез»! Он подошел к отдыхающей в дореволюционных сумерках машине Огородникова, вытащил из портфеля нож, портфель зажал меж ног и вонзил нож в левую заднюю. Суке Огороду, жидовскому кадру, по самую рукоятку.

Слушай, чего ты делаешь, Николай, возмутился капитан Сканщин. Чего-то не по-чекистски у тебя получается! Какие-то банальности!

Отскочи, Вовка-сучонок, видеть тебя не могу! Слязгин сломал нож внутри камеры и отшвырнул рукоятку в снег. Получайте подарочек, фашисты!

С поселком Проявилкино у генерал-майора Октября Огородникова связано было немало славных воспоминаний. Собственно говоря, все эти подмосковные привилегированные поселки, Барвиха, Николина Гора, Жуковка, ну, вот отчасти и «городок фотографов» Проявилкино, как раз и были в те молодые Пятидесятые годы страной его приключений. Авто и мото, поддача, раскадреж, «ключи от дачи», кирянье-баранье… Wasn't it a nice time? – думал Октябрь, медленно проезжая за рулем комитетской машины по пустынным аллеям, мимо дач, прячущихся за соснами. Мягкий весенне-зимний вечер, середина марта. Stalin was a bastard, but who cared? I wouldn't give a damn, if I… Он проехал на территорию Дома творчества фотографов, оставил машину возле импозантного портика с лепным изречением «Партия дала фотографам все права, кроме одного – права снимать плохо. Ким Веселый» и пешком проследовал дальше на аллею Классиков, сквозь ветви которой светились ранние звезды, мимо которых проплывали пассажирские лайнеры курсом на близкий аэропорт Дедково. That was really terrific time, продолжал он вспоминать свою молодость. Golfstream, стремление к гольфу…

Пока шел по аллее, всего лишь одна фигура попалась навстречу, немолодая дама в великолепной дубленке. Лицо ее повернулось к нему не без внимания. Сверкнула под ухом бриллиантовая серьга. Му Goodness, подумал Октябрь, she resembles a girl I fucked… It's impossible… She resembles a daughter of a Soviet classic photographer… I fucked her right here in a standing position… She used to be a chick!…

Он приблизился к воротам дачи Марксятниковых, но открыть калитку не поспешил. It's hard to stand it any longer, думал он. I am sick of Socialism, of these stupid slogans, of these miserable deceited people, of the ghosts of my youth… it's time to… gosh… come back home… to Washington…

На даче Марксятниковых уже неделю жили Макс и Настя, к ним Октябрь и направлялся. Crazy, пробормотал он, увидев в конце асфальтированной тропинки большое окно-фонарь, в котором, словно манекены в витрине, стояли длинный полубрат и хорошенькая полуневестка. I swear he doesn't understand how serious things are… Макс и Настя, стоя, пили кофе и разговаривали. Оба были в свитерах с оленями. Услышав шаги на крыльце, даже и не подумали о «железах», напротив, заулыбались, видно, ждали друзей.

Ну, вы, ребята, даете, сказал Октябрь, в лесу сидят одни, даже без собаки, – и не страшно? Нас тут охраняют, быстро сказала Настя. Кто? – быстро спросил Октябрь. Свои, быстро ответила она. Ха-ха-ха, тут же захохотал он. У меня, между прочим, неплохие новости. Разве хорошие новости еще существуют? – спросил Максим. Я не сказал «хорошие», я сказал «неплохие». А как вы нас тут нашли, Октябрь Петрович? Бурррль, Настена, не задавай таких вопросов человеку моей профессии. Давайте ужинать! У нас сегодня далма, вы когда-нибудь едали? Да, и не раз. Рядом с моим домом есть ресторан «Сербская корона», там я беру средиземноморские блюда. Рядом с вашим домом? Максим захохотал. Да это же в Вашингтоне, Настя! Вот именно, кивнул Октябрь. Висконсин-авеню.

Итак, неплохие новости, в чем же они? А в том, что появилось мнение о твоем выезде за границу. Хм, вот так новости… Макс, два дня назад этого «мнения» не было. Настя сжала пальцами край стола. А какое было мнение два дня назад, Октябрь Петрович? Максим подумал: надо все-таки ей сказать, чтобы она так уж сильно на него не выпучивалась, ведь брат все же.