Путешествия с тетушкой - Грин Грэм

– Я продала дом целиком, как есть, со всей мебелью, и буду жить у моих дальних родственников, – сказала мисс Кин.

– Вы хорошо их знаете?

– Ни разу не видела. Родство очень далекое. Мы иногда обменивались письмами. Марки на конвертах у них как заграничные. Без королевы.

– Зато у вас будет много солнца, – сказал я.

– А вам приходилось бывать в Южной Африке?

– Нет, я редко выезжал за пределы Англии. Однажды в юности я поехал в Испанию со школьным приятелем, но мой желудок не вынес моллюсков, а может, дело было в оливковом масле.

– Мой отец был натурой очень властной. У меня никогда не было друзей, я хочу сказать, за исключением вас, мистер Пуллинг.

Мне до сих пор удивительно – в тот вечер я был так близок к тому, чтобы сделать предложение, и, однако, что-то меня удержало. Интересы наши все же различались – плетение кружев и выращивание георгинов не имеют ничего общего, если только не считать и то, и другое занятием довольно одиноких людей. В то время слухи о готовящемся крупном слиянии банков уже дошли до меня. Отставка была неминуема, и я понимал, что дружеские связи, которые установились у меня с моими клиентами, долго не продлятся. А если б я отважился и сделал предложение, приняла бы его мисс Кин? Вполне возможно. По возрасту мы подходили друг другу: ей было около сорока, а я через пять лет готовился разменять шестой десяток, и, кроме того, я знал, что матушка одобрила бы мой поступок. Все могло сложиться совсем иначе, заговори я тогда. Я бы никогда не услышал историю о моем появлении на свет, так как со мной на похоронах была бы мисс Кин, а в ее присутствии тетушка не захотела бы рассказывать. И я бы никогда не пустился путешествовать с тетушкой. Я был бы от многого избавлен, но, как водится, многое бы и потерял.

Мисс Кин сказала:

– Я буду жить около Коффифонтейна [небольшой город в центральной части Южно-Африканской Республики].

– А где это?

– Я плохо себе представляю.

– Прислушайтесь! Льет как из ведра.

Мы поднялись и перешли в гостиную, где был накрыт столик для кофе. На стене висел венецианский пейзаж, копия Каналетто.

Все картины в доме были изображением чужих стран, и мисс Кин уезжала в Коффифонтейн. Я знал, мне никогда не выбраться так далеко, и, помню, мне захотелось, чтобы она осталась в Саутвуде.

– Путь туда, должно быть, не близкий, – сказал я.

– Если бы хоть что-нибудь держало меня здесь… Сколько вам кусков сахару? Один или два?

– Спасибо, я пью без сахара.

Была ли это попытка вызвать меня на откровенный разговор? Я потом не раз задавал себе этот вопрос. Я не любил ее, и она, очевидно, тоже не испытывала ко мне горячих чувств, но мы, возможно, и могли бы как-то устроить совместную жизнь. Через год я получил от нее весточку. Она писала: «Дорогой мистер Пуллинг, я все думаю, как там у вас в Саутвуде и идет ли там дождь. У нас тут зима, очень красивая и солнечная. У моих родственников здесь небольшая (!) ферма, десять тысяч акров, и им ничего не стоит проехать сотни миль, чтобы купить барана. Ко многому я еще не привыкла и часто вспоминаю Саутвуд. Как ваши георгины? Я совсем забросила кружева. Мы проводим много времени на свежем воздухе».

Я ответил ей и сообщил все новости, какие знал, хотя в это время я уже успел уйти в отставку и больше не был в центре саутвудской жизни. Я написал ей о матушке, о том, что здоровье ее сильно сдает, и еще писал о георгинах. У меня был сорт довольно мрачных темно-пурпурных георгинов под названием «Траур по королю Альберту», который так и не прижился. Я не очень об этом сожалел, так как не одобрял саму идею дать такое странное название цветку. Зато мой «Бен Гур» цвел вовсю.

Я не откликнулся на телефонный звонок, будучи уверен, что это ошибка, но, поскольку телефон продолжал звонить, я оставил георгины и пошел в дом.

Телефон стоял на бюро, где хранились счета и вся переписка, связанная со смертью матушки. Я никогда не получал такого количества писем с тех пор, как ушел с поста управляющего: письма от адвоката, письма от гробовщика и из Налогового управления, крематорские счета, врачебные счета, бланки государственной медицинской службы и даже несколько писем с соболезнованиями. Я вновь почувствовал себя почти деловым человеком.

Послышался голос тетушки:

– Почему ты так долго не отвечал?

– Возился в саду.

– Кстати, как твоя газонокосилка?

– Была мокрая, но, к счастью, все поправимо.

– Я хочу рассказать тебе потрясающую историю – ко мне после твоего ухода нагрянула полиция.