Шаги по стеклу - Бэнкс Иэн

— Лучше поздно, чем никогда, — сердито бросил Квисс.

— Нижайше прошу простить, — пискнуло существо, шаркая по полу начищенными красными башмачками. У стола оно с поклоном остановилось и для согрева засунуло кулачки в рукава балахона, не снимая перчаток. — Стало быть, игра закончена, вот и славно. Кто же одержал верх?

— Не твое дело, — рявкнул Квисс. — Будто не знаешь, зачем тебя позвали!

— Ах, да-да, смею сказать, знаю. — Существо закивало, однако в его голосе было меньше уверенности, чем в словах. — Ответ-то готов или как? — Оно втянуло голову в плечи, словно ожидая удара за ошибочное предположение.

— Ответ готов, как же иначе, — язвительно произнес Квисс и посмотрел на Аджайи; та ответила ему улыбкой и жестом указала на серую фигурку. Квисс прочистил горло и подался вперед; служка отшатнулся, но не сошел с места. — Так вот, — продолжил Квисс, — ответ на вопрос звучит следующим образом: в одной вселенной того и другого вместе быть не может. Ясно?

— Ясно, — снова закивал коротышка, — кажется, ясно: «В одной вселенной того и другого вместе быть не может». Очень хорошо. Логично. Вроде бы правильно. У меня тоже были такие мысли. Похоже, что...

— Свои мысли оставь при себе, — перебил Квисс, оскалив рот в ухмылке и наклоняясь еще ниже к бедному созданию, которое совсем сжалось и готово было упасть навзничь. — Делай свое дело; может, мы наконец уберемся из этой гнусной дыры.

— Как скажете, воля ваша, слушаю и повинуюсь, — зачастило посыльное существо, с мелкими поклонами пятясь назад к винтовой лестнице

В какой-то момент оно споткнулось о книгу и чуть не упало, но все же удержалось на ногах, повернулось спиной и кануло в темноту. Очень скоро торопливые шажки стихли где-то внизу.

— Хм-м-м, — нарушила молчание Аджайи. — Интересно знать, что это создание теперь будет делать, куда побежит?

— Да какая разница? Лишь бы ответ оказался правильным, — отрезал Квисс, потом тряхнул головой, почесал подбородок и посмотрел туда, где скрылось прыткое существо. — Готов поспорить, это безмозглое чучело все перепутает.

— Ну, мне кажется, такого не может быть, — возразила Аджайи.

— А мне кажется, так оно и будет. Надо было за ним проследить — посмотреть, куда пойдет. Могли бы сократить эту дурацкую цепочку.

Он вопрошающе посмотрел на Аджайи, но та не уступала:

— Это лишнее.

— Наверняка ответ окажется совершенно примитивным.

— Хочешь, заключим пари? — предложила Аджайи.

Квисс собрался было ответить, но передумал. Он только кашлянул и молча провел загрубелым, желто-серым пальцем по резному узору на деревянной столешнице. Не дождавшись его согласия, Аджайи сказала:

— Надо спросить ответ у кого-нибудь из коротышек. Да хоть у этого, когда вернется. Может, подскажет?

— Если ответ правильный, то не придется и разговаривать с этими недомерками. — Квисс в упор посмотрел на старуху. — Это ты придумала такой ответ, помни.

— Помню, — подтвердила Аджайи. — Если он окажется неверным, следующая попытка твоя, но ведь мы с тобою обо всем договорились; да, первый ответ был моим, но так вышло по воле случая. Ты не забыл?

— Это тоже ты придумала. — Квисс избегал встречаться с ней глазами, он водил пальцем по резьбе игрового столика.

— Давай не будем опускаться до взаимных упреков, — сказала Аджайи.

— Ладно. — Квисс широко раскрыл глаза и развел руками; в его голосе вдруг зазвенела почти детская обида. — Да только когда она представится, следующая попытка? Ну, скажи, когда?

— Так уж здесь повелось, — вздохнула Аджайи. — Я не виновата.

— Никто тебя не винит, — бросил Квисс. Такое заверение, похоже, не слишком убедило Аджайи; она села поудобнее и натянула перчатки:

— Вот и ладно.

Им понадобилось почти двести пятьдесят дней по «календарю» Квисса, чтобы узнать, каким образом можно найти выход. Для этого требовалось ответить на один вопрос-загадку. Но прежде их ожидала череда диковинных игр; всякий раз требовалось заново разбираться в правилах и доводить все партии до конца, без плутовства и сговора. После каждой игры им давалась одна и только одна возможность высказать отгадку. Они завершили первую игру и заработали первую попытку. Одномерные шахматы оказались не такими уж мудреными, нужно было только разгадать правила, и теперь их первый ответ уносило с собой, или уже передавало по назначению, или обрабатывало — кто его знает — услужливое существо в красных башмачках.

Поставленный перед ними вопрос был весьма простым, и, как сразу предупредил сенешаль, ему самому сказали, что вопрос скорее эмпирический, нежели чисто теоретический; хотя, добавил он, это маловероятно, ибо даже таинственные и могущественные силы, управляющие Войнами, не властны над подобными абсолютами... Вопрос звучал так: что будет, если на пути неостановимой силы окажется несдвигаемый объект?

Вот так, все просто. Ничего сверхсложного или заумного, именно так. Аджайи поначалу решила, что это шутка, но до сих пор вся мелюзга, обитавшая в замке, все служки, и поварята, и один-два подручных, как-то попавшихся ей на глаза, да и сам сенешаль, и даже насмешливые грачи и вороны, облюбовавшие руины верхних ярусов замка, относились к этому вопросу с полной серьезностью. Он и был той роковой загадкой; найди они правильный ответ, им бы открылся путь из замка, они смогли бы вернуться из этого чистилища к своим обязанностям и званиям в армиях Терапевтических Войн, сполна расплатившись за все ошибки.

У них была и другая возможность — покончить с собой. К этому сводился понимаемый по умолчанию выбор (одна лишь красная ворона не признавала умолчания — она беспечно называла все своими именами через каждые три-четыре встречи), легкий путь к свободе. Прыжок с балкона игрового зала — и долгое падение. Или смертельные яды и зелья от аптекаря замка. Или шаг из боковой двери, а потом извилистая тропинка среди камней и руин в снежное безмолвие...

Аджайи не раз вспоминала об этой возможности, обдумывая ее на будущее, на тот случай, когда — если — ей покажется, что надежды иссякли. Но она с трудом представляла, как можно дойти до такого предела отчаяния. Наверно, нужно, чтобы время потекло еще ленивее, чтобы ей совсем уж невмоготу стало терпеть это окоченевшее дряхлое тело — только тогда можно всерьез задуматься о самоубийстве. К тому же нельзя было забывать, что, уйдя из жизни, она оставит Квисса в полном одиночестве. Самоуничтожение одного из партнеров означало, что игры прекращаются. Оставшийся игрок не имел права продолжить партию или подыскать замену, а если игра прерывалась и не доводилась до конца, то вопрос-загадка оставался без ответа.

— Э-э... прощу прощения... — Квисс и Аджайи как по команде обернулись к винтовой лестнице, откуда выглядывало маленькое печальное создание.

— Ну, что? — в нетерпении выкрикнул Квисс изменившимся голосом. Аджайи с глубоким вздохом опустилась на табурет. Она все услышала. Ей показалось, Квисс тоже услышал, только не желал в этом признаваться даже самому себе. — Выкладывай, чучело! — заорал Квисс.

— Не то, — едва слышно пролепетал служка, Аджайи вся обратилась в слух. — Ответ неправильный. Позвольте выразить вам...

— Вранье! — Он затрясся от ярости. Перепуганный коротышка с воплем исчез. Аджайи опять тяжело вздохнула и подняла глаза на Квисса, который, сжав кулаки, уставился неподвижным взглядом в опустевший дверной проем. Под ее взглядом он развернулся так резко, что полуоторванные клочья на полах его шкур взметнулись вверх.

— Это твой ответ, любезнейшая! — вскричал он. — Твой ответ, не отпирайся!

— Квисс, — приглушенно укорила Аджайи.

Он затряс головой, в бешенстве поддал ногой узкий стул и, вколачивая каблуки в жалобно заскрипевший стеклянный пол, устремился к себе в каморку. У выхода в короткий коридор, ведущий в его жалкую обитель, он остановился возле боковой стены, где каменщики в тщетной надежде сохранить тепло выложили — ярус за ярусом, ряд за рядом — обыкновенные книжки в бумажных и картонных переплетах. Квисс вцепился в стену и выдрал из неё одну за другой несколько выцветших, пожелтевших книг, отбрасывая их назад, как собака, роющая ямку в песке; он выкрикивал что-то нечленораздельное, молотил кулаками по стене и отдирал книжный щит, так что обнажалась черная с прозеленью сланцевая облицовка, а вырванные страницы с трепетом опускались на грязный стеклянный пол, словно гигантские, потемневшие хлопья снега.

Квисс опрометью вылетел из зала; было слышно, как где-то грохнула дверь, и Аджайи осталась одна. Подойдя к растерзанным книгам, она пошевелила их носком башмака. Некоторые издания были напечатаны на незнакомых языках — во всяком случае, так ей показалось (хотя в потемках трудно было в этом удостовериться, да к тому же она слишком окоченела, чтобы заставить себя наклониться).