Ученик философа - Мердок Айрис

У другого торца здания Института, пристроенное к нему под прямым углом, стоит длинное низкое бетонное сооружение. Это постройка двадцатых годов, уже слегка выцветшая и потрепанная, в стиле баухауз, в свое время являвшая образец современной архитектуры. Торец этого здания (называемого Эннистонскими палатами) отделен от сада стеной из желтого глазурованного кирпича наподобие того, из какого сложено здание Института; в нее кое-где для украшения вделаны кафельные плитки, лиловые и голубые, изображающие дельфинов и тому подобное. В получившемся большом прямоугольном пространстве находится открытый бассейн, водоем с природной теплой водой (26–28 °C круглый год). Зимой над бассейном висит густой покров пара. Говорят (возможно, только для красного словца), что это крупнейший плавательный бассейн в Европе. Бассейн, вне всякого сомнения, соответствует олимпийским стандартам, и в нем часто, особенно в холодные месяцы, тренируются спортсмены. На стене бассейна висят большие часы с секундной стрелкой — для измерения скорости пловцов. В конце сада Дианы между кирпичной стеной и бассейном идет ряд больших круглых бетонированных колодцев, наполненных водой с температурой от 36 до 45 °C. Дно колодцев вымощено кафелем, в них ведут ступеньки, а по краю идет скамья, где купальщики могут сидеть и отмокать, высунув голову из воды. В каждом колодце умещается десять-пятнадцать человек. Эти прибежища гедонизма и медитации известны как паровые кастрюли или просто пароварки.

На этом я завершаю свой рассказ о территориях Института. Пришла пора войти внутрь. Вот дверь, подобная входу в палаццо эпохи Возрождения, над которой мозаикой в римском стиле выложен девиз Института: «Natando Virtus»^[7]. Войдя в нее, мы попадаем в первое доступное публике помещение — Променад. Это большой, весьма обшарпанный зал, окрашенный унылой зеленой краской, уставленный столами и стульями; здесь можно приобрести нехитрую пищу и питье — чай, лимонад, шоколадные батончики, сэндвичи — и, конечно, бесплатно напиться знаменитой воды. Целительный поток бьет из бронзовой пасти мраморного льва, а наполненные стаканы стоят на прилавке. Алкоголя в Институте не подают. Это правило держится, несмотря на периодические протесты молодых горожан. Считается, что бар радикально изменит атмосферу учреждения, и это, несомненно, верно. В конце Променада, напротив главной двери — вход в раздевалки. Есть тут и большое окно, выходящее на открытый бассейн. Те, кто желает лишь любоваться, но не плавать, покупают билет по сниженной цене. Справа от Променада расположен закрытый бассейн и его подсобные помещения, а за ним — детский бассейн и кабинеты сотрудников Института. Закрытый бассейн построен на месте старого, восемнадцатого века, но, к несчастью, не повторяет его. Старый бассейн, отделанный местным камнем, удачно (судя по изображениям) и чрезвычайно естественно воспроизводил классический стиль. Наш же бассейн построен из мрамора; архитектор, полагая, что тоже подражает классикам, создал подобие безликого изображения гаремной купальни на картине Викторианской эпохи. (Схожая идея, по-видимому, обуревала местного художника, который получил заказ на фрески с изображением классических сцен, но комиссия отвергла его эскизы.) Однако бассейн с двумя рядами колонн и мраморными ступенями, ведущими в воду, все же не лишен определенного очарования, хоть его и портит безвкусное изобилие растений в горшках. Закрытый бассейн раньше сдавали для частных вечеринок и торжеств, но после одного скандального празднества, о котором несколько газет раструбили на всю страну, этот обычай прекратил свое существование.

Дверь по левую руку ведет из Променада в большую необычную восьмиугольную комнату, называемую Баптистерием. Там располагается вход — украшенный, как положено, фронтоном и псевдоклассическими колоннами — в огромный машинный зал заведения. Сейчас машины, конечно, модернизированы, а когда-то они были гордостью инженера девятнадцатого века, и огромное подземное пространство, которое они занимают, было доступно для публики. Однако сейчас по ряду причин (кое-кто из горожан, считая эти помещения зловредными, регулярно устраивает дискуссию в «Газетт») они заперты, и на входе в Баптистерий висит табличка «Посторонним вход воспрещен». Сам Баптистерий служит складом, и огромные жаркие бронзовые двери, усаженные заклепками, охраняющие доступ к «самому источнику» (как мы говорим и воображаем), заперты для всех, кроме уполномоченного персонала. Даже бросить взгляд на эти двери, через которые вечно сочится пар, — большая удача для горожан, толпящихся в Променаде. Дверь на той стороне Баптистерия ведет в Эннистонские палаты, но, конечно, публика ходит в них с улицы, а не через Институт.