Колокол - Мердок Айрис

— Да? — сказал он.

— Я знаю, это очень сложно. И, конечно, я знаю очень мало об этом, только чувствую, получает он не совсем то, за чем, собственно, приехал в Имбер.

— Может, вы и правы, — уклончиво сказал Майкл, ожидая прямой атаки.

— Я полагаю, в том больше его собственной вины. Он совсем откололся, так ведь? А когда Кэтрин будет с нами, станет и того хуже…

С внезапным облегчением Майкл понял, что настоятельница говорит о Нике, а не о Тоби. Он снова стал смотреть на нее. Глаза у нее были проницательными.

— Я знаю, — сказал он. — И меня это очень тяготит. Я должен был бы больше этим заниматься. Я подумаю, что-нибудь непременно сделаем, приставим к нему кого-нибудь, может, Джеймса. Переселим его в дом и попросту заставим как-то включиться в нашу жизнь. Но, как вы сказали, это нелегко. Работать он не хочет. Боюсь, он здесь просто как на постое. Он скоро уедет в Лондон.

— Он mauvais sujet ^[46], это без сомнений. Тем более мы должны взять его на свои плечи. Ведь такие люди, как он, не приходят в такое место, как это, забавы ради. Конечно, он приехал, чтобы быть поближе к Кэтрин, но то, что он хочет быть поближе к ней сейчас, и то, что он хочет оставаться в общине, а не в деревне, наводит по меньшей мере на размышления. Разве можем мы быть уверенными в том, что не замешана в этом некая искренняя крупица надежды на лучшее… И человек, которого следует, как вы выразились, к нему приставить, не Джеймс, а вы.

Майкл выдержал ее взгляд, который был скорее насмешливым, чем обвиняющим.

— Мне трудно иметь с ним дело, — сказал он. — Но я тщательно все обдумаю. — Он чувствовал, что в нем крепнет решимость не быть откровенным с настоятельницей.

Настоятельница всматривалась в его лицо.

— Признаюсь вам, тревожусь я — и не знаю точно отчего. Тревожусь за него, тревожусь за вас. Я хотела спросить: нет ли чего-нибудь, что вы хотели бы рассказать мне…

Майкл вцепился в стул. Духовная сила Имбера за ее плечами надвигалась на него, словно буря. Что за ирония, думал он, когда он хотел рассказать все об этом настоятельнице, она ему не позволила, а теперь, когда она хочет узнать, он ей не расскажет. Он желал ее совета, а не отпущения грехов и не мог просить о первом без того, чтобы не казалось, что он испрашивает о втором. Нет, настоятельница проявила бы терпимость. Но он почти с омерзением отворачивался от самой идеи обнаружить перед ней свое жалкое, запутанное состояние души. Историю с Ником она почти наверняка в общих чертах знала и что хотела понять, так это теперешний его настрой, а тут без истории с Тоби никак не обойтись. Начни он рассказывать всю эту историю, и он не сможет, это он знал, рассказать ее сейчас, не предавшись тому особому самобичеванию жалостью, которое он уже привык принимать за покаяние. Молчание в таком случае чище, лучше. Глянув вниз, он увидел положенную на бортик решетки, совсем близко к нему, словно его искушавшую, бледную, бесконечно морщинистую руку, которая была омыта слезами лучших, чем он, людей. Дотянись он до этой руки — и он пропал. Майкл отвел глаза и сказал:

— Нет, не думаю.

Настоятельница поглядела на него еще немного, пока он, чувствуя себя съежившимся, маленьким, усохшим, глядел в дальний угол комнаты за ее спиной.

— Вы непрестанно присутствуете в наших молитвах. Вы и ваш друг. Я знаю, как сильно печалитесь вы о тех, кто вверен вашим заботам, и о тех, кому вы пытаетесь помочь и терпите неудачу, и о тех, кому помочь вы не в силах. Положитесь на Господа и помните: Он по-своему и в свой час исполнит то, на что мы так жалко посягаем. Часто мы не добиваемся желаемого другим добра, но мы добиваемся иного, что рождается из наших усилий. Добро — это избыток. Куда мы щедро и от всей души направляем его, там и вступаем в созидание, которое может быть непостижимым для нас самих, и от того, что оно непостижимо, мы можем его бояться. Но из-за этого отступать мы не должны. Господь всегда может направить нас, коли мы того пожелаем, на высший и лучший путь, а научиться любить мы можем, только любя. Помните: все наши неудачи в конечном счете неудачи в любви. Несовершенную любовь не порицать и отвергать должно, но совершенной делать^[47] Путь этот всегда вперед и никогда назад.

Майкл, теперь уже сидя к ней лицом, слегка кивнул. После такой речи он бы уже не доверил себе произнести хоть слово. Она повернула руку и подала ему ладонью вверх. Он взял ее, ощутив прохладное, сухое пожатие.