Истории обыкновенного безумия - Буковски Чарльз

— по дороге в аэропорт.

— ну?

— у Гинзберга после аварии сломаны ребра.

Ферлингетти жив-здоров, самый большой жлоб из всех, он едет в Европу устраивать публичные чтения по пять-семь долларов за вечер и при этом не получает ни единой царапины, выступал я как-то раз вместе с Ферлингетти, он только и делает, что тянет на себя одеяло, того и гляди подложит тебе свинью, жалкое зрелище, кончилось тем, что его освистали, все-таки его раскусили. Хиршман тоже любит откалывать на сцене такие же дешевые номера.

— не забывай, Хиршман помешан на Арто. он считает, что тот, кто не ведет себя как сумасшедший, не может быть гением, дай ему время, как знать.

— черт возьми, — говорит малыш, — ты дал мне тридцать пять долларов за перепечатку твоей новой книжки стихов, но их оказалось так много! ГОСПОДИ ИИСУСЕ, я и не думал, что стихов будет так МНОГО!

— а я думал, что уже бросил писать стихи, если иудей упоминает Иисуса, значит, он явно

попал в беду, короче, он дал мне три доллара, я дал ему десять, и тогда нам обоим полегчало, потом он съел половину моего длинного батона с чудесным соленым огурцом и ушел.

я снова улегся и приготовился к смерти, не знаю, хорошо это или плохо, но хорошие и плохие ребята сочиняют свои рондо, разминают свои хилые поэтические мускулы, это уже начинает надоедать, их так много, столь многие из них пытаются преуспеть, столь многие ненавидят друг друга, а кое-кто добивается славы, конечно же, незаслуженной, но кое-кто — и заслуженной, все это сплошные бесконечные гонки и ниспровержения, взлеты и падения, «я встретил Джимми на вечеринке…»

так дайте же мне проглотить дерьмо, короче, он опять лег в постель, и стал смотреть, как глотают потолок пауки, именно здесь было его место, всегда, он не выносил толпу — поэтов, непоэтов, героев, негероев, — терпеть не мог их присутствия, он был обречен, единственная проблема состояла в том, чтобы отнестись к своей неизбежной участи как можно спокойнее, он, я, мы, ты…

он вновь добрался до кровати, дрожа, замерзая, смерть в виде рыбьего бока, шепот побеленной воды, подумать только, все умирают, это прекрасно, только не для меня и еще одного человека, отлично, есть много рецептов, много философов, я устал.

ладно, ладно, грипп, грипп, естественная смерть от простой безысходности и безразличия, вот мы где наконец, распростертые в одиночестве на кровати, в поту, неотрывно смотрим на крест, сходим с ума на свой собственный лад, по крайней мере, он был моим собственным, в те времена, никто меня не беспокоил, нынче же постоянно кто-нибудь на пороге, своей писаниной я не зарабатываю и пятисот долларов в год, а они то и дело стучатся в дверь, им хочется на меня ПОСМОТРЕТЬ.

он, я, снова уснул, больной, весь в поту, умирающий, действительно умирающий, пускай они только оставят меня в покое, мне наплевать, гений я или кретин, дайте поспать, дайте мне провести по-своему еще один день, всего восемь часов, остальное ваше, и тут вновь позвонили в дверь.

вы бы приняли его за Эзру Паунда с Гинзбергом, пытающимся у себя отсосать…

а он сказал:

— подождите минутку, я надену штаны, а все фонари горели — снаружи, как неон, или щекочущие волосы проститутки.

этот малый где-то преподавал английский.

— Бук?

— ага. я больной человек, грипп, очень заразный.

— а елку будешь на этот раз наряжать?

— не знаю, пока что я умираю, малышка в городе, но сейчас я очень болен, заразен.

он пятится и протягивает мне шестерную упаковку пива, с расстояния вытянутой руки, а потом открывает свою последнюю книжку стихов, ставит на ней для меня автограф, он уходит, я знаю, что бедолага не умеет писать и никогда не научится, но он помешан на нескольких строчках, которые я где-то когда-то написал и которых ему не написать никогда.

но это не конкуренция; настоящее искусство — это вовсе не конкуренция, настоящим искусством могут быть правительство, дети, художники, хуесосы, все что угодно.

я распрощался с парнем и его шестерной упаковкой, а потом раскрыл его книжку:

«…провел 1966/67 учебный год на Гуттенхаймовской стипендии, занимаясь изучением и исследованием…»

он зашвырнул книжку в угол, зная, что ничего стоящего в ней не найдет, все награды достаются тем, кто уже успел растолстеть, имеет свободное время и знает, где взять бланк ходатайства о разъебучей стипендии, сам он такого бланка ни разу не видел, да и где их увидишь, когда сидишь за баранкой такси или служишь гостиничным посыльным в Альбукерке? проклятье.