Как все это начиналось - Лайвли Пенелопа

«Ничего, я найду к ней подход», — подумал Марк.

— Вы так внимательны к нему, Роуз. А ведь он не самый приятный из работодателей.

Она метнула в него быстрый взгляд. Марк решил, что слишком далеко зашел. Но нет — Роуз лишь слегка улыбнулась, пожала плечами и ушла.

— Сегодня чудесный день.

— Конечно, прекрасный. — Он на секунду взял ее за руку, как бы помогая преодолеть бугристую часть тропинки.

Вокруг них простирался Хэмпстед-Хит в разгаре лета, утопающий в зелени, полный птичьего щебета и жизни. Лондон лежал где-то внизу — нечто голубоватое, отдаленное, запутанное.

— Это, наверное, очень по-английски. Мы говорим о погоде.

— Знаете, о погоде говоришь, когда не знаешь, что сказать, — выдавила Роуз.

Или когда сказать надо так много!

Антон улыбнулся. Роуз видела, что он прекрасно понял, что она имела в виду.

— Сегодня прекрасный день, потому что суббота. Я всю неделю знал, что суббота будет прекрасной. В среду шел дождь. Когда дождь, на стройке грязь, грязь, грязь. Я говорю мастеру: «В субботу — солнце». Но он не интересуется.

— Наверное, в субботу ему предстоит что-то неприятное.

— Нет, я думаю, он существует только в будни. Невозможно, что у него есть жена, семья, своя жизнь. В выходные он — пфф! — исчезает. Но скоро, может быть, я смогу сказать ему «прощай».

— Еще одно собеседование?

— Следующая неделя. Те — нет, они меня не взяли. Отдали эту работу кому-то другому, но были любезны. Сказали, что я хорошо справился, что они сообщат другой фирме, чтобы на меня посмотрели. Так что… я надеюсь.

— И я. Да, я тоже очень надеюсь… Если мы пойдем этой дорогой, то выберемся к месту, где можно посидеть, — сказала она. — Помню, я водила сюда Люси и Джеймса. Да, это там, выше. Они всегда лазали вон по тому мертвому дереву, которое лежит на земле. Очень хорошо для детишек. Как странно — столько лет прошло, а оно все еще здесь, это дерево, на том же месте.

— Мертвое дерево не может уйти. Разве что кто-нибудь возьмет его и сожжет.

— Мне кажется, что оно здесь лежит на пользу окружающей среде. Место, где могут прятаться птицы и насекомые. Ну и дети, конечно.

— Это лучший… парк, который я видел. — Он показал рукой на просторы Хэмпстед-Хита, на серо-голубой город на горизонте. — Вы всегда приводите меня в хорошее место. В Лондоне их так много.

— Да, мы избалованы, у нас богатый выбор.

Роуз вдруг мысленно увидела своих детей снова маленькими, играющими на этом дереве. Теперь она здесь с Антоном. Идет по собственным следам.

— Ваш выбор всегда хороший. — Он улыбнулся. — Вот, я все сохранил в голове: Музей Виктории и Альберта, Ричмонд-парк, другой парк, где… где собаки и столько людей бегают.

— Гайд-парк.

— Да. Вот сколько у меня есть, чтобы помнить. Собаки. Спаниель? Правильно? Терьер и немецкая овчарка. Олени, перепеловые яйца, блюдо с птичками в музее. Я это прямо вижу.

— А здесь у нас длиннохвостые попугаи, — сказала Роуз. — Посмотрите, вон там, на дереве. Маленькие зеленые птички.

— Я думал, это не британская птица.

— Нет. Видимо, они вырвались на свободу, размножились, и теперь здесь целая популяция.

— Так, значит, они иммигранты. Попросили политическое убежище? Или по экономическим причинам, как я?

— Трудно сказать, — засмеялась она.

— Ну вот, теперь запомню еще «длиннохвостые попугаи». — Он помедлил немного, потом сказал: — Но лучше всего здесь… вы.

Они оба молчали.

А затем она повернулась к нему:

— Антон…

Он обнял ее. Его рука лежала у нее на талии, нежная и твердая. Это было так странно. Потом Антон стал целовать ее. Она почувствовала его язык у себя во рту: чужой, теплый, возбуждающий. Господи!

Потом он сказал:

— Простите меня. Я так долго хотел сделать это.

Всего несколько мгновений. Нет, целая вечность. Прошло столько времени, что теперь уже ничто и никогда не будет как прежде.

Она покачала головой. Ей хотелось сказать: «Я тоже». Не смогла. Не должна она это говорить. Роуз только взяла его за руку.

Он встал:

— Роуз, нам надо пройтись. Может, найдем еще британских птиц. Больших. Которые едят мертвых животных.

— Грифов? Не думаю. Только не в Хэмпстед-Хит.

Теперь они шли, держась за руки. Как другие пары. Как молодой человек и девушка впереди них, как вон та пара, уже не молодая, может быть, супруги. Все изменилось за несколько секунд из-за того, что было сказано, из-за того, что было сделано.