Бегущий за ветром - Хоссейни Халед

Тебе понадобятся деньги, воспользуйся моими. Это почти все, что осталось от моего богатства. На покрытие расходов должно хватить. Они в ячейке одного пешаварского банка, Фарид знает какого. Ключ прилагаю.

Что до меня, то мне пора. Время не ждет. Хочу провести свои последние дни в одиночестве. Не ищи меня. Это моя последняя к тебе просьба.

Да пребудет с тобой Господь.

Твой друг навеки, Рахим.

Я вытер глаза рукавом больничного халата, сложил письмо и спрятал под тюфяк.

Амир, законный сын, наследник всего нажитого, в том числе и неискупленных грехов. Наверное, поэтому в Америке мы с отцом сблизились. Ведь такая перемена. Толкучка, низкооплачиваемая работа, грязноватая квартира – американский вариант саманной хижины… Сына-барчука и сына-слуги больше не было, и это примирило Бабу со мной.

Оба вы на своей шкуре познали, что такое муки совести. Может быть. И на мне, и на отце лежал грех предательства. Только я-то не совершил ничего, чтобы свой грех искупить, только усугубил его. Не бессонницу же считать искуплением.

Какие добрые дела числятся за мной?

Когда появилась медсестра – не Айша, другая, рыжая, только вот имя вылетело из головы, – я попросил ее вколоть мне морфий.

На следующее утро трубку у меня из груди вынули. Арманд разрешил жидкую пищу, и Айша поставила на тумбочку стаканчик с яблочным соком. Я попросил ее принести зеркало. Она сдвинула на лоб свои бифокальные очки и отдернула занавеску. Палату залил солнечный свет.

– Только помните, – предупредила меня Айша, – через пару дней вы будете выглядеть куда лучше. Мой зять в прошлом году попал в аварию и проехался лицом по асфальту. Оно у него стало синее как баклажан. А сейчас все вернулось в норму, прямо кинозвезда Лолливуда^[45].

Ее заверения не достигли цели. Как только я взглянул в зеркало, меня пробрала дрожь. Зрелище было такое, будто кто-то взял насос и постарался закачать мне под кожу побольше воздуха. Одни глаза-щелки чего стоят. А рот-то, рот! Просто какой-то раздувшийся кукиш. Все красно-синее, на левой щеке, у подбородка и на лбу швы, нитки… Я попробовал улыбнуться и чуть не завопил от боли.

Старик со сломанной ногой сказал что-то на урду. В ответ я покачал головой. Старик похлопал себя по щекам и усмехнулся беззубой улыбкой.

– Очень хорошо, – сказал он по-английски. – Иншалла.

– Спасибо, – прошептал я и попросил забрать зеркало.

Пришли Фарид и Сохраб. Мальчик сел на табурет и оперся лбом о спинку кровати.

– Знаешь, чем быстрее мы отсюда исчезнем, тем лучше, – начал Фарид.

– Доктор Фаруки говорит…

– Я не про госпиталь. Я про Пешавар.

– А в чем причина?

– Рано или поздно до тебя доберутся. – Фарид понизил голос: – У талибов здесь много друзей. Они будут тебя искать.

– Похоже, уже нашли, – пробормотал я и вспомнил вчерашнего человека в коричневом, который зашел в палату и долго смотрел на меня.

Фарид наклонился поближе:

– Как только начнешь ходить, увезу тебя в Исламабад. Там тоже не очень безопасно, как и всюду в Пакистане, но все лучше, чем здесь. По крайней мере, выиграешь время.

– Фарид, ты же сам в опасности. Может, тебе не стоит возиться со мной? У тебя ведь семья.

Он только усмехнулся:

– Я не работаю даром. Ты заплатишь за мой труд.

– Еще бы нет!

Я опять попробовал улыбнуться. По подбородку потекла струйка крови.

– Окажи мне услугу.

– Для тебя хоть тысячу раз подряд.

Тут из глаз у меня полились слезы. Соленые, едкие. Всхлипывать было ужасно больно.

– Ты что? – забеспокоился Фарид.

Я прикрыл лицо рукой. Вся палата уставилась на меня. Напрягшись всем телом, я сдержал рыдания.

Навалилась свинцовая усталость.

– Извини, – пробормотал я. Какое мрачное у Сохраба лицо!

– Рахим-хан сказал, они живут в Пешаваре, – выговорил я.

– Запиши их имена, – предложил Фарид, не отрывая от меня встревоженных глаз.

«Джон и Бетти Колдуэлл», – нацарапал я на клочке туалетной бумаги.

Фарид спрятал бумажку в карман.

– Срочно разыщу их. – И Сохрабу: – Вечером я тебя заберу. Постарайся не очень надоедать Амир-джану.

Штук шесть голубей, сгрудившись, клевали крошки за окном. Сохраб не отрывал от птиц глаз.

В среднем ящике тумбочки я обнаружил старый номер «Нэшнл джиографик», огрызок карандаша и щербатую гребенку. Лицо заливал пот, но усилия мои не прошли даром: в дальнем углу ящика я нащупал колоду карт.