Кафка на пляже - Мураками Харуки

На дне вулканического озера, куда мы погружались, было тихо. Вулкан спал уже много лет. В озере, как мягкая грязь, копилось одиночество. Слабый свет, проникавший сквозь толщу воды, расползался вокруг белесыми пятнами, словно обрывки воспоминаний о давно минувших днях. На дне признаков жизни я не заметил. Сколько времени она смотрела на меня… или на то место, которое я занимал? Время потеряло установленный ход. Здесь оно может растягиваться или останавливаться, откликаясь на порывы души. Наконец девушка неожиданно поднялась со стула, неслышно направилась к двери и, не открывая ее, беззвучно исчезла.

Она ушла, а я, замерев, по-прежнему лежал под одеялом. Чуть приоткрыл глаза и не шевелился. Может быть, она вернется, думал я. Пусть она вернется. Я так хочу. Но время шло, а девушки все не было. Подняв голову, я взглянул на светящиеся стрелки будильника у изголовья. Три двадцать пять. Я слез с кровати, коснулся рукой стула, на котором она сидела, и не почувствовал тепла. Внимательно осмотрел стул. Может, хоть волосок ее остался? Ничего. Я сел на стул, потер щеку и глубоко вздохнул.

Заснуть после этого не удалось. В комнате было темно, я забрался под одеяло, но сон все не шел. Из головы не выходила эта загадочная девушка, которая так меня заворожила. Я чувствовал, как нечто, ни на что не похожее и страшно сильное, зарождается в моей душе, пускает в ней корни, уверенно разрастается. Запертое в грудной клетке горячее сердце сжималось и расширялось независимо от моей воли. Сжималось и расширялось.

Я включил лампу, встал с постели и стал дожидаться утра. Читать не мог, музыку слушать – тоже. Вообще ничего не мог. Лишь когда стало светать, удалось ненадолго заснуть. А когда открыл глаза, подушка была холодной и мокрой. Похоже, во сне я плакал. Из-за чего? Непонятно.

В начале десятого под рев «родстера» появился Осима, и мы вдвоем стали готовиться к открытию библиотеки. Потом я сварил ему кофе. Осима научил меня, как нужно его делать. Сначала мелешь в кофемолке зерна, хорошенько кипятишь воду, снимаешь с огня, чтобы она не бурлила, и не спеша процеживаешь напиток через бумажный фильтр. В готовый кофе Осима чисто символически добавлял сахара – и никаких сливок. Он уверял, что так вкуснее всего. Себе я заварил «Эрл Грей». На Осиме была блестящая коричневая рубашка с короткими рукавами, белые льняные брюки. Он достал из кармана свежайший носовой платок, протер им очки и взглянул на меня.

– Что-то сегодня ты явно не выспался. Лицо у тебя такое.

– У меня к вам просьба, – сказал я.

– Что за просьба? Говори.

– «Кафку на пляже» хочется послушать. Пластинку нельзя достать?

– Не компакт-диск?

– Лучше бы старую пластинку. Интересно, какой у них звук. Правда, проигрыватель нужен.

Осима задумался, прижав палец к виску.

– Знаешь, кажется, у нас в кладовке стоит старая стереосистема. Только я не уверен, работает ли она.

Кладовкой служила комнатушка, в которой единственным источником света было оконце под самым потолком, выходившее на автостоянку. В беспорядке там были свалены ставшие почему-то ненужными вещи, оставшиеся от разных эпох. Мебель, посуда, журналы, одежда, картины… Кое-что еще представляло какую-то ценность, другие же вещи – а таких оказалось подавляющее большинство – были совершенно бесполезны.

– Когда-нибудь все-таки придется разбирать всю эту кучу, да не нашелся еще такой герой, – мрачно проговорил Осима.

В этой комнате, где время как будто остановилось, мы откопали старую стереосистему «Сансуй». Аппарат был сделан на совесть и когда-то считался последним достижением техники, но с тех пор прошло лет двадцать пять. На нем тонким слоем лежала пыль. Совмещенный с радиоприемником усилитель, автоматическая вертушка, колонки, сделанные под книжные полки. Там же отыскалась и коллекция пластинок. «Битлз», «Роллинг Стоунз», «Бич Бойз», Саймон и Гарфанкел, Стиви Уандер… Модная музыка 60-х годов. Пластинок было штук тридцать. Я достал одну из конверта. Видно было, что с ней обращались аккуратно, – заметных царапин я не обнаружил. Так же, как и следов плесени.

Еще в кладовке мы нашли гитару – все струны у нее были целы. Лежали стопки старых журналов с неизвестными названиями. Старая теннисная ракетка. Мы словно оказались на руинах недавнего прошлого.

– Это, наверное, его вещи – друга Саэки-сан. И пластинки, и гитара, и ракетка, – сказал Осима. – Я тебе уже говорил: он ведь жил в этом доме, вот его вещи собрали и сложили здесь. Хотя стереосистема вряд ли его – помоложе будет.