Сто великих пророков и вероучителей - Рыжов Константин Владиславович

Митрополит любил общество дам и галантно целовал им руки. В 1935 г. он вступил во второй брак.

Уже в 1923 г стало ясно, что широкие массы верующих не пошли за обновленцами. Ни одно из церковных новшеств, предложенных Введенским, не было принято народом.

Обновленческие священники, в силу своей подчеркнутой светскости и отсутствия в них благостности, не имели никакого духовного авторитета. Фактически с обновленцами осталась только немногочисленная, модернистки настроенная интеллигенция. Сложилась поразительная ситуация: обновленцы занимали официальные руководящие посты, им принадлежало значительное число приходов, однако храмы их оставались пустыми, а их руководящие органы фактически ничего не возглавляли. С другой стороны, Русская православная церковь, являвшаяся подлинной носительницей духовности, не имела легальной организации. Единственной объединяющей фигурой ее оставался патриарх. Но 7 апреля 1925 г. Тихон умер. С его смертью наступила пора смут.

Для выборов нового патриарха следовало созвать архиерейский собор, но власти не давали на это разрешения. Управление церковью перешло к патриаршему местоблюстителю, которым стал митрополит крутицкий Петр. Он занимал по отношению к обновленцам еще более непримиримую позицию, чем сам покойный патриарх. В июне 1925 г., когда обновленческое руководство активно готовило новый Поместный собор, Петр категорически запретил участвовать в нем последователям патриаршей церкви. Вследствие этого собор, состоявшийся в октябре того же года, представлял только обновленческую церковь. Несмотря на потери, понесенные в два предшествующих года, она все еще представляла из себя достаточно мощную организацию, включавшую 92 епархии. В ее ведении находилось 1650 церквей и несколько тысяч священников. Районами, где обновленчество сохранило сильные позиции, оставалась Средняя Азии, Северный Кавказ и Кубань. В России, наоборот, обновленческие храмы попадались лишь изредка (в Москве их было всего 7, в Ленинграде — 2), а в Сибири их не осталось вовсе. Многие обновленческие священники, лишившись своей паствы, которая предпочитала храмы традиционной церкви, бедствовали.

* * *

Впрочем, патриаршая церковь тоже переживала далеко не лучшие времена.

Агрессивная атеистическая пропаганда начинала давать свои плоды. Советские люди, прежде всего молодежь, порывали с религией. Государственная власть продолжала смотреть на церковь как на своего главного идеологического противника внутри страны и наносила по церкви все новые и новые удары. Осенью 1925 г. стали сгущаться тучи над головой патриаршего местоблюстителя Петра. Его несговорчивость очень не нравилась партийным чиновникам. 15 декабря он был арестован и провел остаток жизни в ссылке. Незадолго до ареста он объявил своим заместителем нижегородского митрополита Сергия, который и стал с этого времени фактическим главой Русской православной церкви. Но тотчас приступить к своим обязанностям Сергий не мог, так как ОГПУ задержало его в Нижнем Новгороде под домашним арестом. Вообще, первое время казалось, что ему суждено в скором времени разделить судьбу своего предшественника. Только в первой половине 1926 г. Сергий дважды оказывался в заключении. В декабре 1926 г. он вновь был арестован и провел в тюрьме более трех месяцев. Вместе с тем авторитет его в глазах церковных иерархов не равнялся авторитету Петра. Некоторые из них выступили против заместителя местоблюстителя, считая его неправомочным. Это стало причиной быстрого разрастания смуты. Многие епархии объявили себя автокефальными (в их числе оказались не только украинская и белорусская церкви, имевшие на это право, но также пензенская, царицинская, тамбовская, рыбинская, иркутская, красноярская и некоторые другие). В центральном управлении царил полный разброд. Съезжаясь между собой, епископы объявляли главой церкви то того, то другого иерарха. Одно время в стране существовало 13 патриарших местоблюстителей и их заместителей. Власти в конце концов были вынуждены вмешаться в эту ситуацию. Они не были заинтересованы в полном развале церкви, так как это сильно затруднило бы контроль за ней. Здраво оценив ситуацию, партийное руководство пришло к выводу, что один только Сергий имеет достаточно влияния для того, чтобы объединить церковь и обеспечить ее лояльность советскому режиму. С ним вступили в переговоры, требуя публичной декларации в выгодном для властей духе. Сергий оказался перед сложным выбором. С одной стороны, он понимал, что безоговорочное признание советской власти оттолкнет от него многих иерархов, прежде всего зарубежных. Но, с другой стороны, он ясно сознавал, что бороться в настоящих условиях с мощной государственной машиной церковь не в состоянии. Спасти Русскую православную церковь со всем ее богослужебным укладом, местными и центральными органами управления, спасти от поглощения обновленчеством и тем дать ей надежду на благоприятное будущее могло только одно — урегулирование отношений с советским государством. В этом положении Сергий, как и ранее патриарх Тихон, не уклонился от тяжелого жребия, посланного ему судьбой. Он согласился выступить от лица церкви со своего рода покаянным заявлением, то есть сделал шаг навстречу власти, шаг, который лично ему не мог принести ни славы, ни почета. 30 марта 1927 г. Сергия выпустили на свободу, а 29 июля в печати появилось его историческое послание. Признавая, что церковь в минувшие годы часто оказывалась на стороне врагов советской власти, Сергий объявлял о полном и безусловном принятии сложившихся в стране после 1917 г. отношений. «Нам нужно, — писал он, — не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к советской власти, могут быть не только равнодушные к православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные его приверженцы, для которых оно дорого как истина и жизнь, со всеми его догмами и преданиями, со всем его каноническим богослужебным укладом… Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которого — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи». Декларация произвела эффект настоящего взрыва. С ее опубликованием Сергий и члены Синода не только вступали на путь полной лояльности к советской власти, но и (объявив, что радости и неудачи Советского государства отныне будут радостями и неудачами самой Русской церкви) как бы включили себя в самый организм нового государства.