100 великих предсказаний - Славин Станислав Николаевич

«Наталью Николаевну Пушкину Дантес не любил, – утверждает она. – Он встречался с ней и в 1834-м, и в 1835 годах. Но, несмотря на блеск молодости и ослепительную красоту, за все это время она не вызывала у него никаких особых чувств…»

Правда, в феврале 1836 года на барона де Геккерна – приемного отца Дантеса – вдруг посыпались признания: «Я влюблен, как безумный», – пишет его новоявленный сын. И добавляет довольно загадочную фразу: «Припомни самое очаровательное создание в Петербурге, и ты сразу поймешь, кто это…»

Барон, надо отдать ему должное, понял, что «самое очаровательное создание Петербурга» – это вовсе не Наталья Николаевна, находившаяся в тот момент на шестом месяце беременности и практически не покидавшая дома. Речь, скорее всего, идет об Идалии Полетике – незаконнорожденной дочери сиятельного графа Строганова, одной из самых влиятельных и близких к престолу фигур. Так что отнюдь не гнева камер-юнкера Пушкина страшатся оба.

Нигде и никогда Дантес не назовет ее имени! Лишь раз их отношения окажутся достоянием окружающих. «Идалия приходила вчера на минуту с мужем, – напишет Дантесу его супруга Екатерина де Геккерн, когда того вышлют за пределы России. – Она в отчаянии, что не простилась с тобой… Она не могла утешиться и плакала, как безумная…»

Но почему же тогда состоялась дуэль на Черной речке? Споры по этому поводу будут, наверное, продолжаться бесконечно. Среди многих предположений высказывалась и версия о… международном заговоре. Так, известный наш историк и литератор Ю.Н. Тынянов, например, считал, что заговор сложился на Венском конгрессе по предложению министра иностранных дел Австрии К. Меттерниха (впоследствии канцлера) и Александра I. Его целью было препятствовать развитию революционно-либерального движения, убрав его вождей и глашатаев – Грибоедова, Полежаева, Пушкина, Лермонтова…

Однако, хотя в России, как известно, поэт больше, чем поэт, вряд ли главы государств считали серьезной опасность, исходившую от литераторов. К тому же Пушкин, вопреки тому, что о нем написано в учебниках советского времени, вовсе не был вольнодумцем! В основном он разделял взгляды Николая I на внешнюю и внутреннюю политику. И даже написал «Боже, царя храни…» – стихотворение, легшее в основу государственного гимна.

Именно желание Пушкина услужить царю, бывшему, к слову, его личным цензором, и могло послужить скрытой пружиной ссоры, приведшей в конце концов к дуэли.

Осенью 1836-го над безоблачной петербургской жизнью завсегдатая балов и любимца женщин Дантеса вдруг начинают сгущаться тучи. Но вовсе не Наталья Гончарова-Пушкина была тому причиной… Проштрафился прежде всего названный папаша Дантеса – барон Геккерн, служивший, как известно, посланником Нидерландов при российском дворе.

Сам того не желая, дипломат Геккерн допустил непозволительную ошибку: передал министру иностранных дел Нидерландов содержание своей приватной беседы с Николаем I, который что-то поведал ему «о домашних делах» Вильгельма. После этого письма отношения с представительством Нидерландов в России стали прохладными.

По касательной досталось и Дантесу, очевидно, помогавшему своему названому отцу. На молодого, блестящего поручика, который до этого, по мнению Данзаса, секунданта Пушкина, «пользовался очень хорошей репутацией и заслуживал ее вполне», посыпались служебные взыскания. На придворные балы в Аничков дворец его больше не приглашают.

А тут еще и Пушкин отказал Дантесу от дома.

Произошло это при довольно странных обстоятельствах. Они были знакомы с 1834 года, когда корнет Дантес, ранее бывший пажом герцогини Беррийской, поступил на службу в Кавалергардский полк, охранявший царские покои.

Причем довольно скоро Пушкин с Дантесом сблизились настолько, что если не дружили, то, по свидетельству очевидцев, относились друг к другу с симпатией. Александр Сергеевич, похоже, вопреки третьему предсказанию гадалки Кирхгоф, считал кавалергарда вовсе не страшным, а человеком приятным и остроумным. Жорж был частым гостем в их доме, забавлял сестер Гончаровых. И за Натальей Николаевной он, конечно, ухаживал. Но не обходил вниманием ни ее сестру Екатерину, ни других дам.

Однако вскоре в обществе пошли слухи, будто «усыновление» Дантеса Геккерном не случайно. Выяснить реальную ситуацию для Пушкина, который пользовался царской библиотекой, замечательно владел французским, читал на английском и немного на немецком языках, оказалось не сложно. Вскоре он пришел к выводу, что пресловутое «усыновление» если и незаконно, то весьма целесообразно с политической точки зрения. Через Дантеса барон Геккерн получал сведения о многих секретах петербургского общества.