100 великих мыслителей - Мусский Игорь Анатольевич

В Богородске Федоров проработал шесть лет, здесь научились ценить необычного учителя, любили его, всячески ограждали от высшего начальства, наезжающих инспекторов, недоуменно, а то и грозно реагировавших на его систему преподавания. Затем Николай Федорович преподавал в Московской (нынешний Ногинск), Угличе, Одоево, Богородицке, Боровске, Подольске.

В 1869 года Федоров занимает место библиотекаря в Чертковской библиотеке. Первым библиотекарем Чертковки был Петр Иванович Бартенев, знаменитый впоследствии историк, архивист, переводчик. Пять лет Николай Федорович проработал под прямым руководством Петра Бартенева Он прошел прекрасную чисто профессиональную школу и впитал огромный объем знаний, систематизированных, организованных вокруг единого, святого для него предмета — отечества. Без этой школы, возможно, не мог бы в полной мере состояться тот «необыкновенный библиотекарь» Румянцевского музея, о котором рассказывали чудеса. Чертковская библиотека просуществовала десять лет — к 1874 году ее книги перекочевали в Московский Публичный и Румянцевский музеи.

Уже с 27 ноября 1874 года Николай Федорович был определен в ней на скромную должность дежурного чиновника при читальном зале. Почти четверть века суждено ему отныне быть связанным с этим местом. Сам Николай Федорович рассматривал свою работу в Румянцевском музее «как священное дело». Книга, служению которой он себя посвятил, — как соединяющее и нетленное звено между бывшим и настоящим — приобретала особенное, воскрешающее значение. В неопубликованной статье «Уважал или презирал книгу 19 век?» он писал: «Книга как выражение слова, мысли и знания занимает высшее место среди памятников прошедшего, должна она занимать его и в будущем, которое призвано стать делом возвращения прошедших поколений к жизни, и лишь тогда книга с этого первого места снизойдет на последнее, когда то, что было лишь в книге, то есть только в мысли и голове, станет живым делом человечества».

Сохранение мировой памяти, письменных памятников прошедшего и проходящего буквально на глазах, организация возможно более целесообразная, системная этого сохранения осмыслялись у него единой целью. Ходили легенды о колоссальных познаниях Федорова, рассказывали фантастические и тем не менее реально случившиеся истории. Многие русские ученые (причем диапазон тех наук, которыми они занимались, необыкновенно широк — от востоковедения, религиоведения до военно-морского дела) с благодарностью вспоминали о той помощи, которую оказал им Николай Федорович. «Это была прямо живая энциклопедия в самом лучшем смысле этого слова, и, кажется, не было предела его памяти», — заключает Покровский (Георгиевский).

Из воспоминаний Георгиевского мы узнаем еще одну характерную деталь оказывается, Румянцевский музей посылал требования на новые иностранные издания по спискам, составленным Николаем Федоровичем. Действительно, Федоров стал инициатором новых форм ведения книжного дела, выдвинул идею не только межбиблиотечного, но и международного книгообмена, использования в читальных залах книг из частных коллекций и т. д.

Он составил первый систематический библиографический каталог книг, хранившихся в Румянцевском музее. Особое значение Николай Федорович придавал книжной карточке-аннотации, которую, по его мнению, должен был составлять сам автор произведения, стремясь к достижению «идеальной полноты и вместе краткости», так, чтобы в случае гибели книги ее можно было бы в какой-то мере даже восстановить, руководствуясь карточкой как программой (поэтому по материалу он предлагал ее сделать трудной для разрушения). Федоров говорил о необходимости «создания общими усилиями цивилизованных народов всемирного систематического каталога».

В 1871 году Федоров познакомился с Толстым (об этом есть соответствующая запись в его дневнике). Толстой стал частым гостем Федорова в его служебном помещении. Однажды он попал в каморку, где жил философ, и был поражен аскетизмом его быта. Федоров не принимал толстовского отрицания науки и учения о непротивлении злу насилием; «общее дело» Федорова требует активного вмешательства знания в жизнь. Как только он не называл его: «величайшим лицемером нашего времени», представителем «опошлевшего иконоборства», «иностранцем, пишущим о России», «панегиристом смерти». Однажды, вспоминает Линниченко, «когда Толстой стал ссылаться на то, что уже раньше писал о вопросах, бывших предметом спора, Николай Федорович ответил ему: «Да ведь вы, Лев Николаевич, тогда были не только знаменитым писателем, но и неглупым человеком». Отношения между Федоровым и Толстым испортились окончательно в 1892 году, когда Толстой опубликовал за рубежом статью против русского правительства. Философ посчитал такой поступок непатриотичным и не подал графу руки.