100 великих мыслителей - Мусский Игорь Анатольевич

Между тем Нерон, освободившись от Агриппины, все больше выходил и из-под влияния Сенеки. В 62 году умер (или был отравлен) Бурр. Сенека ходатайствовал об отставке и хотел вернуть Нерону все полученные от него богатства — Нерон отказался принять их обратно. Но Сенека уже решился на новый, последний поворот своей жизни от государственных дел к «досугу». Означает ли это для него поражение? Нет, отвечает Сенека в следующем своем трактате — «О спокойствии души». Деяние остается для него истинным поприщем добродетели, и прежде всего деянием на благо государства. «Вот что, я полагаю, должна делать добродетель и тот, кто ей привержен. Если фортуна возьмет верх и пресечет возможность действовать, пусть он не тотчас же бежит — нет, пусть он с выбором отыщет нечто такое, чем еще может быть полезен государству.

Нельзя нести военную службу? Пусть добивается общественных должностей. Приходится остаться частным лицом — пусть станет оратором. Принудили к молчанию — пусть безмолвным присутствием помогает гражданам. Опасно даже выйти на форум — пусть по домам, на зрелищах, на пирах будет добрым товарищем, верным другом, воздержным сотрапезником. Лишившись обязанностей гражданина, пусть выполняет обязанности человек!» («О спокойствии души»).

Сенека демонстративно отстраняется от общественной жизни «отменяет все заведенное в пору прежнего могущества: запрещает сборища присутствующих, избегает всякого сопровождения, редко показывается на улице, как будто его удерживает дома нездоровье либо занятия философией» (Тацит). Человек имеет право на досуг и не отслужив свой срок, — доказывает он в книге «О досуге». На первый взгляд, Сенека возвращается к идеям своего корсиканского уединения — к трактату «О краткости жизни». Но там он делал акцент на долг человека перед самим собою — теперь же на первое место выдвигается долг перед людьми: однако не перед римской гражданской общиной, выродившейся в толпу рабов тирана, а перед вселенским «сообществом богов и людей». «Два государства объемлем мы душою одно — поистине общее, вмещающее богов и людей; и другое, к которому мы приписаны рождением. Этому большому государству мы можем служить и на досуге, — впрочем, не знаю, не лучше ли на досуге» («О досуге»). Это служение есть философия, она же — созерцание величия всего сущего, чтобы учить этому служению сограждан «большого государства», Сенека пишет свои последние обобщающие философские труды — «Изыскания о природе», «О благодеяниях» и книгу итогов — «Письма к Луцилию».

Но никакой уход от дел уже не мог спасти философа. Нерон ощущал, что сама личность Сенеки, всегда воплощавшая для него норму и запрет и всеми сопоставляемая с новым (а вернее — истинным) обликом бывшего воспитанника, является преградой на его пути. И когда в 65 году был раскрыт заговор Писона — заговор, не имевший положительной программы и объединявший участников только страхом и личной ненавистью к императору, — Нерон, несмотря на почти доказанную непричастность Сенеки, не мог упустить случая и приказал своему наставнику умереть. Философ вместе с женою, которую пытался сперва удержать от самоубийства, вскрыл себе вены.

«У Сенеки, чье стариковское тело было истощено скудной пищею, кровь шла медленным током, и он взрезал жилы еще и на голенях и под коленями. Обессилев от жестокой боли, он, чтобы его страдания не сломили духа жены и чтобы самому при виде ее мук не потерять терпеливости, убедил ее перейти в другую комнату. И в последние мгновения он призвал писцов и с неизменным красноречием поведал им многое, что издано для всех в его собственных словах и что я считаю излишним искажать пересказом» (Тацит).

Мы не знаем этих последних слов Сенеки. Но окончательные выводы его философствования показали, что, не сумев на практике примирить философию как нравственную норму и служение сообществу людей как государству, в теории Сенека нашел выход из этого противоречия и снял его». «Нравственные письма к Луцилию» — последнее произведение Сенеки.

Луцилий выбился из бедности во всадническое сословие, долго служил в Сицилии, писал стихи и страстно хотел стать настоящим философом. Сенека сделался его духовным вождем. Наставничество со времен Гесиода представлялось всей античности неотъемлемым долгом знающего. Излюбленной формой такого наставления со времен Сократа стал философский диалог, который вопросами направляет мысль собеседника в нужную сторону и приводит его к окончательному ответу. Если философ не беседовал наедине, а выступал перед большой публикой, то он в монологе имитировал диалог, сам перебивал себя вопросами, переключался с темы на тему, с разных сторон подводя к одному и тому же. Такой жанр назывался «диатрибой», с его ориентацией на жизненные примеры, на легко запоминающиеся сентенции вместо сложной логики, с его доверительной интонацией он был универсальной формой популярного моралистического философствования.