Марафон со смертью - Воронин Андрей

Ну, это понятно. Ага, вот —

— Но как же так можно, Сергей Антонович? — Пелагея Брониславовна даже не возмущалась — просто не было предела ее искреннему изумлению. — Как это могли решить без меня, без моего участия? Откуда в суде знают, в состоянии я выполнять обязанности опекуна или нет? Да и Виталик не сирота! Ведь у него есть я, в конце-то концов!

— Пелагея Брониславовна, а я чем могу помочь? Что я мог? Это же, сами понимаете, решение суда, официальный документ, а не прихоть…

— Я опротестую это решение. Я сегодня же, сейчас же пойду подавать кассацию.

— Кассационные жалобы, гражданка Кашицкая, принимаются в десятидневный срок после оглашения судебного решения, если вам это неизвестно. Сейчас, поймите же вы наконец, все ваши протесты ни к чему не приведут, они никому не интересны.

— Почему?!

— Решение суда никто отменить не в праве, даже президент. Вы же грамотная женщина, должны это понимать! — Антоненко заговорщицки перегнулся через стол, к самому уху Пелагеи Брониславовны, увещевая ее.

Кашицкую даже передернуло от такого обращения с ней, и она брезгливо отпрянула, стараясь держаться от этого типа подальше.

Антоненко в ответ только хитро улыбнулся и, победно сверкнув стеклами очков, с торжествующим видом вытащил из папки следующую бумажку.

— Это — справка из четвертой городской клиники, детских болезней, в которой мальчик прошел полное медицинское обследование на лучшей аппаратуре. Читайте сами — «воспаление лимфатических узлов, увеличение щитовидной железы, отставание в психическом и физическом развитии по сравнению с нормами данного возраста, олигофрения легкой степени…» Под этим диагнозом — подпись главврача больницы и начальника горздрава. Что, может, и этот документ собираетесь оспаривать? — Антоненко, не скрывая ехидной ухмылки, презрительно посмотрел на Пелагею Брониславовну. — Что, может, и этим подписям вы не доверяете?

— Конечно, и эту бумажку, буду оспаривать. Каждое слово здесь — ложь…

— Ну уж, знаете!

— Да, да! Он — не олигофрен. Виталик очень умный, сообразительный, нормально развитый для своих лет мальчик. Я не знаю, может быть, лимфоузлы у него в последнее время и увеличились…

— «Может быть»! «Я не знаю»! — зло передразнил ее Сергей Антонович. — Вы ничего не знаете, это точно. Мальчика обследовали лучшие врачи, опытнейшие специалисты-медики нашего города. Уж поверьте, Пелагея Брониславовна, им виднее, болен ли и чем именно мальчик.

— Нет!

Кашицкую охватило тоскливое отчаяние. Она испугалась, потому что вдруг отчетливо поняла, что от всего этого может запросто сойти с ума.

— Нет! Виталик не дебил!

— А про дебилов тут ничего и не сказано, только про олигофрению… Ладно, давайте читать дальше, — оборвал ее Антоненко. — У меня, честно говоря, не так много времени, чтобы…

— Но ведь это же ребенок, вы понимаете или нет, Сергей Антонович? Ну кто о нем позаботится, если не я, его тетка, единственный на этом свете близкий ему человек? Если не вы, которому это положено по долгу службы? Это совершенно не правильный диагноз…

— Перестаньте! — Антоненко брезгливо поморщился и устало махнул рукой. — Слушайте лучше дальше. Вот заявление гражданина Италии господина Марио Контанелли. Проживает в городе Сан-Бенедикто, пьяцца дель Кампо, 5. Владелец торговой компании «Джорджио Контанелли». Отец двоих детей. Он просит право на усыновление больного ребенка и предоставляет гарантии полного курса лечения и постоянного медицинского обслуживания. Здесь приложена его декларация о средних доходах за год, справка о владении недвижимостью — дом, два магазина, склады, пиццерия… Вам что, Пелагея Брониславовна, все, что я рассказываю, — неинтересно?

Кашицкая и в самом деле сидела с таким отрешенным видом, будто все, что рассказывал сейчас Антоненко, не касалось ни ее, ни Виталика. Тупо уставившись в стену напротив, женщина молчала, и никакие эмоции не отражались на ее вмиг осунувшемся и сразу постаревшем лице. Она скорее всего даже не слышала, что рассказывал этот чиновник, старательно копошась в своей проклятой папке.

Так и не дождавшись от нее ответа, Антоненко снова вернулся к своим бумажкам. Вытащив из папки очередной документ, он подвигал его к посетительнице.