Особая миссия (Сборник) - Серегин Михаил Георгиевич

Он продолжал еще говорить, а меня охватила какая-то тоска… Любое его слово было наполнено безнадежностью и унынием. Он-то сам говорил экспрессивно, но тем большая апатия охватывала меня от звуков самого его голоса. По мне просто разливалось ощущение тревоги, мозг сверлила мысль о случайности, ненужности и нестабильности самой жизни в принципе.

«Неизбежность и безысходность, – подумала я. – Ничего другого эта его теория не рождает. Он рисует передо мной картину закономерной трагедии, вписывающейся в длинный ряд катастроф и катаклизмов, и хочет, чтобы я поверила в реальность этой картины…»

Нет, конечно, я не верила ни одному его слову, его версия катастрофы, если можно так выразиться, была для меня абсолютно неправдоподобной. И она мне очень не нравится, поскольку разрушить ее можно только на том же самом материале, на котором он пытается ее доказывать, – на статистике катастроф…

Версия аргументирована статистически, и это самая сильная аргументация из всех возможных. Потому что для того, чтобы разрушить эту аргументацию, нужно либо найти в ней ошибку, а для этого – перепроверить все факты, на которые автор опирается… Что он там сказал? Восемьдесят тысяч фактов? Неслабо. Он своим ребятишкам-школьникам три года этой мурой головы забивал. Да тут для порядочного института – год работы… А другой путь возможен только один – найти настоящую причину.

Но мне очень не хочется, чтобы эта версия была обнародована. Я знаю, какое это горе – смерть близкого человека. Каково будет читать эту человеконенавистническую галиматью тем, у кого погибли на теплоходе или в поезде мужья, сыновья, жены, дочери, родители, любимые люди? Их психика сейчас и так искалечена несчастьем. Я просто не могу допустить, как психолог, что их можно подвергать такому испытанию – сообщать им, что смерть их близких – закономерна и необходима, для того, чтобы…

А черт ее знает, для чего… Ни для чего она не необходима! Ложь все это! Ложь!

– Извините, – сказала я этому мухомору, – сейчас мой коллега принесет фотоаппарат из соседнего номера и сделает снимок для газеты… С вашими рассуждениями необходимо познакомить как можно больше людей – читателей не только местных газет, но и центральных…

Старичок засмущался, а Фимка посмотрел на меня как на идиотку. Конечно, он записывал что-то – я видела, но вовсе не собирался писать ни о старичке, ни о его теории. По другим, правда, соображениям – она просто показалась ему не слишком сенсационной… Но я повернулась к старичку затылком и показала Фимке глазами – выйди из номера, будто и правда – за фотоаппаратом…

Фимка поднялся и пошел к двери… Когда Фимка был наполовину уже в коридоре, я вдруг вскочила со стула и воскликнула:

– Ох, извините великодушно, Семен Феофанович! Забыла совсем ему сказать, чтобы он взял цветную пленку… Я сейчас.

И выскользнула в коридор вслед за Ефимом. Он стоял в коридоре, прислонившись к стене, и смотрел на меня сочувственно.

– Вот уж никогда не думал, что старческий маразм так заразен, – съязвил он. – Я-то считал, что это возрастное…

– А ну-ка заткнись, щенок! – разозлилась я и сама удивилась, что так запросто назвала его «щенком», он же всего на полгода моложе меня, но мне казалось иногда, что я старше его лет на десять… – Ты мне еще так и не объяснил, как это идиотское интервью могло оказаться в редакции «Мира катастроф».

– Оленька! – сразу засуетился Фимка, проглотив «щенка» как нечто само собой разумеющееся. – Но я же здесь совершенно ни при чем. Я им отослал тот же самый текст, что и в «Известия», единственное, в чем я перед тобой виноват, – сказал им, где найти твою фотографию. Она у меня на работе в столе лежала…

– В столе! – ужаснулась я совершенно искренне. – Никогда в жизни больше не подарю тебе ни одной своей фотографии…

– Я – чтобы не украл никто! – сморозил явную глупость Фимка и аж покраснел, когда понял, что врет слишком неуклюже…

– Молчи и вспоминай быстро, – решила я все же вернуть Фимку ближе к делу, – кто из твоих здешних симпатичных знакомых имеет какое-нибудь отношение к булгаковской медицине…

– Зачем тебе? – пробормотал Фимка.

– Вспомнил? – спросила я зловеще.

– Катенька! – тут же ответил Фимка. – Конечно, Катенька!

– Кто она?

– Она? – запнулся Фимка. – Она – администратор гостиницы…

– Я похожа на идиотку? – спросила я его еще более зловеще.

– Не-е-ет! – затряс он головой. – Но у нее же муж – главный врач портовой поликлиники. Ты объясни, что тебе нужно-то… Я все организую…