Саван для блудниц - Данилова Анна

– Сколько? – Надя выскользнула из платья и, оставшись нагишом, осторожно разложила его на софе, на которой проспала всю ночь. – Вы что?..

– А ничего! Мне пятьдесят восемь лет, дорогая Надечка. А теперь подойди ко мне поближе и попробуй отыщи на моем лице морщинки? Где они? То-то и оно, что их практически нет. Потому что я исправно плачу своей косметичке, которая через день разглаживает мою кожу с оливковым маслом, делает какие-то совершенно невообразимые маски из белой глины, парит мое лицо с травами и молодит меня, как только умеет… Кроме того, Надечка, я хорошо питаюсь. У меня нет особых диет, но я ем много сливочного масла – специально для кожи, в моем холодильнике не переводятся гранаты и орехи…

– Может, вы еще и зарядкой занимаетесь?

– Нет, я не люблю заниматься зарядкой, но по утрам я, как девчонка, кручу педали – еду на велосипеде до парка, там наворачиваю кругов пять и обратно…

– Вы шутите?

– Нет. А вот зимой я ничего не делаю, тут уж увольте… Терпеть не могу зиму, холод, снег. Зато зимой я очень много сплю и целыми днями ем яблоки и лимоны.

– И кто же вам придумал такую диету?

– Говорю же – никакой диеты. Просто я чувствую, что мне нужно, вот и все. Ты сегодня ночуешь у меня?

– Да нет, что вы… Я и так явно перестаралась и злоупотребила вашим гостеприимством.

– Ничего подобного. Мне доставило огромное удовольствие принимать тебя.

С тобой легко, ты понимаешь меня с полуслова. Я только удивилась, что ты за весь вчерашний вечер ни разу не упомянула имя Юли Земцовой. Вы что, в ссоре?

– Нет, но она раздражает меня тем, что Крымов до сих пор к ней неравнодушен. Я вижу, как он старается изо всех сил, чтобы я не заметила обращенные на нее пылкие взгляды, но у меня же есть глаза…

– Не вздыхай. Любовь – не вечна. Это не сказочное чувство и не кактус, который долгое время может обходиться без воды. Любовь должна питаться. Причем регулярно.

– Яблоками и лимонами? – Улыбка Нади получилась грустной.

– Прикосновениями. – Миллерша, сощурив глаза, задумчиво посмотрела на Надю. – А сейчас, насколько я поняла, Крымова питают твои прикосновения, твои чувства, твое безумие…

– Я не безумна, и он знает об этом. Я реалистична и трезва, как никогда…

– Это тебе только кажется. Хочешь совет?

– Хочу.

– Ты не должна оставлять его на ночь одного. Он должен спать только с тобой, понимаешь? Это железное правило для супругов. Что бы ни случилось, как бы вы ни поссорились, какие бы обстоятельства ни пытались разлучить вас даже на одну ночь, знай – вы все равно должны спать в одной постели и под одним одеялом или простыней. У вас идет обмен биополей вы должны питать друг друга…

– Вас так приятно слушать…

Надя уже оделась, но уходить почему-то не хотелось. Здесь, в большой и уютной квартире Миллерши, можно было хотя бы на время забыть о своих сомнениях и окунуться в теплое море надежд. Редкая женщина, а тем более одинокая, наделена способностью прибавить счастья и без того уже счастливой женщине, тем более невесте одного из самых красивых мужчин города. Другая портниха, помогая примерять своей клиентке свадебное платье, постаралась бы из ложной солидарности сделать все наоборот, например, опорочить в ее глазах жениха, назвав все имеющиеся у него отрицательные и бросающиеся в глаза качества СВОИМИ ИМЕНАМИ. Тем более что уж кому-кому, а Миллерше хорошо известно, кто такой Крымов, и о всех его похождениях она знает из ПЕРВЫХ УСТ. Но ведь молчит, не настраивает Надю против него, не изводит рассказами о его многочисленных любовницах, которым Алла Францевна своими пухлыми, исколотыми булавками пальчиками шила в свое время наряды, предназначенные для того, чтобы их впоследствии снимал он, все тот же неисправимый Крымов…

Надя поцеловала Миллершу за платье, за понимание, за тепло и, оказавшись на улице, вдруг всем своим существом ощутила холод реальности – съежилась от ветра и мелкого секущего дождя, как будто даже уменьшилась в размерах. Куда подевался внутренний огонь, который грел ее все эти последние недели необъяснимого счастья и блаженства рядом с Крымовым? Кто успел или кто посмел так нахально и грубо погасить это пламя, забравшись ей в душу и выстудив сердце?

Она посмотрела на часы – полдень. Лева Тришкин должен быть уже на месте и работать теперь уже за ДВОИХ: за себя и за Лешу Чайкина, которого он предал за тридцать сребреников.

И Надя поехала в морг.