Пылающая башня - Гарин Максим

Скоро они нашли много общего в своих биографиях. Оба в свое время получили тяжелые травмы при падении. Оба не рассчитывали после этого вернуться к работе на высоте. Обоих заставила сделать это любовь к женщине и чувство долга перед ней.

– Ладно, не будем сегодня рвать пупок, – решил Зыгмантович. – Второй подъем отложим на завтра. Тем более мне здесь в любом случае еще два дня проводить с тобой инструктаж.

Огромная конструкция башни оставалась внизу невидимой до тех пор, пока они не заглядывали себе под ноги. Перед глазами маячила только панорама Москвы, уже успевшая затянуться легкой дымкой.

– Случались же, наверное, аварийные ситуации. Какая была самой тяжелой? – спросил Дорогин.

Зыгмантович помолчал. Сергей уже решил, что, изменив своему принципу, задал-таки лишний, неприятный для собеседника вопрос. Но отстраненный проводник вдруг заговорил:

– Прибыл однажды герой. Я еще подумал: зачем он пшикал себе в рот освежителем. Не собирается же он со мной целоваться на вершине. Насчет спиртного мне даже в голову не пришло. Держался он нормально, разговаривал тоже. Я работал вторую неделю и еще не знал, что есть на свете придурки, желающие подняться на башню под градусом. Причем он выпил вовсе не для храбрости. Потом сам мне признался, что просто поспорил с друзьями и принял у них на глазах триста грамм без закуски. Судя по всему, в земных условиях его норма была не меньше литра, но ты ведь уже почувствовал: на такой высоте все по-другому. По-другому дышишь, по-другому думаешь, видишь другие краски. Двинулся он резво, с прибаутками.

Потом вдруг мужика развезло. Когда он сорвался в третий раз подряд, я понял: что-то не так. Подтянул его, усадил на такого же типа ступенечку, где мы сейчас сидим. И шибануло мне в нос перегаром.

– Ты же говорил, что они все дышат в трубку.

– Она, оказывается, давно не работала, пришлось потом заменить. За злостное нарушение я имел полное право прекратить подъем. Объяснил ему популярно: поворачиваем, мол, назад. Он мне деньги сует – новенькие сотки. Двести, триста.

«Погнали, браток, наверх, я уже в норме». Я б с удовольствием ему вмазал, но условия не позволяли. Привязал к антенне и продержал, пока материться не перестал. Объяснил ему коротко и ясно: наверх не пущу, только вниз. Вроде согласился. Развязал, начали спускаться. И вдруг этот гад отцепил трос от пояса и полез наверх без страховки.

– Не слабо, – пробормотал Дорогин.

– Прикинь мое состояние: доказывай потом, что человек был выпивший и отцепился по собственной воле. В одну секунду я взмок до нитки. И нельзя, главное, резко догонять. Поспешит и сорвется. Я сделал по-другому: просто поймал его в петлю, как дурного жеребца арканом ловят.

* * *

Вернувшись в служебное помещение оба с облегчением избавились от сбруи и троса. Зыгмантович угостил преемника недорогим растворимым кофе.

– Чем богаты.

– Я ведь не новичок здесь, на башне, – признался Дорогин. – Просто взяли с меня тогда подписку о неразглашении.

– Пожар, что ли, тушил? – предположил Игорь, ничуть не удивившись.

– Пожар тушили пожарные. А я людей спасти пытался. Тут же лифт один застрял.

– Знаю. Здесь до сих пор народ тот пожар вспоминает. Старожилы рассказывают новичкам, как все было. Хотя толком этого не знает никто, тогда весь техперсонал сразу повыгоняли: сперва – вниз, потом – на улицу. Теперь у каждого своя версия, непохожая на другие. Тут много всяких баек ходит. Башня вроде не средневековая, а легенд хватает.

– Подписку взяли, потому что люди погибли – трое. И начальство боялось больших неприятностей.

– Дело ведь только недавно закрыли. Виноватым и сделали погибшего полковника и бывшего главного инженера проекта. Инженер сейчас инвалид и за давностью лет уголовному преследованию не подлежит.

– Дело закрыто, виновные найдены. Поэтому я и подумал: хватит держать рот на замке, никому уже ничего не грозит.

…В те августовские дни 2000 года царила страшная неразбериха, как это всегда бывает при внезапной катастрофе. А катастрофа могла быть страшной.

Пожар разгорался все сильней. Остановка вещания, расплавление аппаратуры на миллионы долларов – все это детские игрушки по сравнению с обрушением башни. Все знали, что стальные тросы, стягивающие бетонную конструкцию, не могут не плавиться при температуре в четыреста градусов.

И никто не мог точно сказать, как долго еще башня выдержит, – нигде в мире нет ни одной аналогичной конструкции.