След тигра - Воронин Андрей

Голос у нее сломался, плечи затряслись от беззвучных рыданий. Глеб протянул руку, намереваясь погладить ее по волосам, помедлил и уронил руку вдоль тела — вряд ли Евгения Игоревна нуждалась сейчас в его утешениях, да и не умел он этого — утешать…

Он еще раз посмотрел на голову Горобца, убедился, что ошибки нет, и медленно подошел к распростертому на траве телу.

Поза Возчикова не имела ничего общего с позой, в которой мог бы лежать живой человек, но руки, одна из которых была обмотана грязным бинтом, все еще цеплялись за приклад карабина. В траве блестела одинокая гильза Возчиков успел выстрелить и промазал, это его пуля едва не задела Глеба.

Зато «солдат Джейн» на этот раз не промахнулась. Три пули из выпущенных ею девяти попали Возчикову в лицо, остальные изрешетили грудь, превратив ее в кровавое месиво. Он был мертвее мертвого, но Глеб все-таки поддел носком ботинка карабин и отбросил его в сторону, подальше от тела, сам не понимая, зачем это делает.

Сзади доносились глухие рыдания женщины, оплакивавшей не только мужа, но и его память — память, которую, как ей казалось, она предала. Глеб снова поднял голову и посмотрел на шесты. Все-таки что-то здесь было не так, что-то не складывалось, не срасталось.

Он еще раз пересчитал шесты. Шестов было восемь, и голов на них тоже было восемь, включая голову Андрея Горобца, которого все, и его жена в том числе, ошибочно считали маньяком-убийцей. Девятая вместе с прилагавшимся к ней телом лежала здесь же, прямо под ногами у Глеба, продырявленная тремя пулями. Куда же в таком случае подевалась еще одна?

Глеб вспомнил рассказ Возчикова о каком-то Никищуке, голова которого, по его словам, разлетелась подобно арбузу от чьего-то удачного попадания. Может быть, ее и не хватает? Сиверов обвел взглядом страшную выставку и почти сразу же увидел голову, у которой отсутствовала почти вся верхняя часть черепа. «Вот тебе и Никищук, — подумал он. — Так что одной головы все равно не хватает. Конечно, мания — дело тонкое… А может, человек утонул в болоте, и его просто не удалось достать. Да только сдается мне, что я отлично знаю, где она, эта десятая голова».

Ему вспомнился человек, которого он снял из « драгуновки» сутки назад, — рыжеволосый человек в куртке с эмблемой Фонда, который, по его собственным словам, пытался убить какого-то дьявола. Теперь Глебу стало ясно, какого дьявола бедняга имел в виду, ясно стало, кем он был и как здесь оказался. Он ведь и целился в основном в Возчикова, не обращая на остальных никакого внимания. Целился в Возчикова, а попал в Тянитолкая…

«Ну, попал или не попал — вопрос спорный, — подумал Глеб. — Этот рикошет сразу показался мне каким-то странным. След от пули на камне… Да такой след организовать — раз плюнуть, особенно когда кругом стреляют и тот, кого ты намерен надуть, тебя не видит. Подошел к камню, рассчитал все как следует и пальнул, вот тебе и след. Возчиков был без оружия, а Горобец лежала как раз позади Тянитолкая — позади и слева, если быть точным. Ей достаточно было его окликнуть, чтобы пуля угодила не в затылок, что было бы подозрительно, а в лоб. А потом они с Возчиковым в один голос утверждали, что рыжий автоматчик не имел к пропавшей экспедиции никакого отношения… Ах ты черт!»

Он понял все, и в это самое мгновение сзади на его затылок обрушился страшный удар чем-то тяжелым и угловатым, разом погасивший для Глеба Сиверова солнце.

***

Первым, что он увидел, придя в себя, был аппарат спутниковой связи с направленной в голубое небо решетчатой тарелкой антенны. Все-таки он все время был где-то рядом, под рукой, — вернее, под носом у Сиверова, который позорно его проморгал…

Голова у него трещала, словно решая, развалиться ей на части прямо сейчас или немного повременить до выяснения обстоятельств, и Глебу не сразу удалось уяснить свое нынешнее положение. Было у него ощущение, что, уяснив свое положение до конца, он сразу же об этом пожалеет, но он усилием воли прогнал слабость и попытался встать.

Вот тут-то его положение и прояснилось окончательно. Он сидел на травке, прислонившись спиной к шершавому стволу росшей возле зимовья лиственницы, вдыхал трупную вонь, сочившуюся сквозь щели в бревнах, и не мог пошевелиться, потому что был надежно примотан к дереву прочной медной проволокой — той самой, черт бы ее побрал. Евгения Игоревна сидела напротив него на камешке, рассеянно играя трубкой спутникового телефона, и задумчиво курила папиросу — наверное, одну из тех, что остались от Тянитолкая.