След тигра - Воронин Андрей

— Даже если это тебе даром не нужно? Спасибо за совет… А телефончик — это чтобы такси вызвать?

— Разумеется. Было так забавно наблюдать, как ты пытаешься его найти… Я так понимаю, что первые подозрения появились у тебя сразу же, как только Гриша вывел из строя рацию?

— Естественно. Я сразу же вспомнил, что видел в ангаре спутниковый телефон, и удивился, почему ты не хочешь им воспользоваться. И еще… Помнишь тот клочок тигриной шерсти, что висел на дереве там, где мы нашли Пономарева? Это ведь ты его туда повесила, правда?

— Конечно. А телефон действительно все время был с нами. Его несли все по очереди — тяжелый, зараза. Мне удалось на какое-то время усыпить твои подозрения, но там, в болоте, где я чуть было не утонула из-за этой чертовой штуковины, ты снова начал меня подозревать, верно? У тебя был такой взгляд, что при первой же возможности я переложила аппарат в рюкзак Тянитолкая. А сегодня ночью Возчиков взял его оттуда и принес сюда. Тут ведь идти-то всего ничего, нет по дороге никакого болота… Бедняга! Он как раз собирался тебя пристрелить, когда я выдала ему окончательный расчет.

— Лихо, — признал Глеб. — Может быть, теперь скажешь, ради чего вы с Корнеевым затеяли всю эту кровавую бодягу?

— Как бы не так, — сказала Горобец, закуривая новую папиросу. — Ишь, чего захотел! Сам додумаешься — молодец. А не додумаешься… Считай, что это тебе дополнительное наказание.

— Ящики, — сказал Глеб. — Ямы вокруг зимовья и ящики внутри… Что в них, а?

— Гуманитарная помощь из Бельгии, — отрезала Горобец. — Платьица, свитерочки, пальтишки всякие…

— Очень смешно, — сказал Глеб. — Да плевать мне, что там внутри. Плевать, ясно? Я о другом думаю. Вот прилетит сейчас Корнеев — как волшебник, в голубом вертолете… Выбежишь ты его встречать, а он пальнет в тебя, не выходя из кабины, а потом погрузит ящики, и поминай как звали… Думаешь, только женщины умеют мужиков использовать? Ты тут, в тайге, с рюкзаком за плечами, руки по локоть в крови, а он сидит себе в кабинетике и в уме барыши подсчитывает. Нет, думает, зачем мне эта дура с людоедскими замашками? Надо ее шлепнуть, а денежки себе оставить…

— У Корнеева кишка тонка, — резко ответила Горобец. — А вот у меня — нет. На моем счету, чтоб ты знал, сорок восемь официально засчитанных попаданий. Глеб присвистнул.

— Чечня?

— Афганистан. Понял, меткий стрелок? Так что стреляешь ты не превосходно, а просто прилично. Так, на среднем уровне.

— Надо же, какая ты мстительная, — сказал Глеб. Кисти у него начали понемногу отходить, и ему казалось, что, поработав ими еще немного, он сможет переломить тонкую медную проволоку, которой они были связаны. «Черт с ней, — подумал он, — не буду ее дразнить, а то и вправду пристрелит. Пускай себе улетает — хоть с Корнеевым своим, хоть без него. От этой проволоки я как-нибудь избавлюсь. Оружия в зимовье навалом, на дворе весна, так что шанс выбраться из этой тухлой дыры у меня имеется, и притом неплохой. Правда, это она сейчас говорит, что оставит меня на съедение. Пугает, хочет посмотреть, как я корчусь, как пощады прошу… А как дойдет до дела, шлепнет непременно — просто так, для верности…»

Он прислушался. Где-то вдали возник и начал расти, приближаясь, низкий металлический рокот.

— Твое такси, — сказал он.

Горобец отложила в сторону трубку спутникового телефона, встала и расстегнула кобуру парабеллума. Вскоре над гребнем холма возник вертолет — пятиместная стрекоза, сверкающая в лучах послеполуденного солнца. «Долго же я валялся без сознания, — подумал Глеб, прикинув по солнцу, сколько сейчас может быть времени. — Впрочем, девяносто процентов этого времени я, скорее всего, просто проспал. Организм не обманешь, он свое возьмет при первом же удобном случае…»

Вертолет ненадолго завис над крышей зимовья, затем боком снизился и сел немного в стороне, едва не задев лопастями один из шестов. Рокот двигателя смолк, лопасти замедлили вращение, и стал слышен тяжелый свист рассекаемого ими воздуха. Потом дверь вертолета отъехала в сторону, и в проеме появился какой-то человек — не Корнеев, а кто-то другой, непривычно толстый, неуклюжий и, наверное, потому неузнаваемый.

— Ни с места! — закричал этот человек до боли знакомым голосом.

Глеб тоже закричал, но было поздно: Горобец выстрелила, и генерал Потапчук, взмахнув руками, опрокинулся в темное нутро вертолета. Оттуда, изнутри, ударила автоматная очередь — длинная, чуть ли не на весь рожок, — и Глеб от души порадовался, что находится в стороне от линии огня. Евгения Игоревна затряслась от частых ударов пуль, колени у нее подломились, и она упала лицом в молодые таежные травы, так и не выпустив рукоятку старою немецкого пистолета.