Слепой против маньяка - Воронин Андрей

Правда, диски пришлось выбросить, на поверку они оказались записями народных песен – блямкающих, заунывных и грустных. А вот часы были классные. И у Зойки их на следующий же день купил учитель физкультуры за тридцать баксов, хотя цена их была больше сотни. Об этом Зойке сообщила еще одна из ее подруг, промышлявшая тем же самым ремеслом.

* * *

Григорий Синеглазов скупал все газеты в киосках, смотрел по телевизору все московские программы в надежде, что сможет увидеть фотографию своей жертвы.

Но и пресса, и телевидение молчали. В прихожей Синеглазова собралась огромная кипа газет. Зато отпечатанные фотографии лежали в коричневой папке. На каждой из них стояли дата и подпись «Зоя».

Только на седьмой день в одной из вечерних программ, в криминальной хронике, появился портрет девочки-подростка, а диктор спокойно сообщил, что Катя Фролова неделю назад ушла из дома и не вернулась. Из сообщения Григорий Синеглазов узнал настоящие имя и фамилию девочки. Особенно развеселила Синеглазова просьба диктора ко всем, знающим о местонахождении девочки, сообщить в милицию.

Он потер руки и злорадно сказал в экран:

– А вы поищите по свалкам в разных концах города. А еще можете поднять канализационный люк. Правда, голова Кати, может быть, уже сгнила, и ее обгрызли крысы. Ищите, ищите и обрящете.

Синеглазов получил сатисфакцию и почувствовал нарастающее возбуждение.

Если раньше перерывы между убийствами длились по несколько месяцев, теперь Синеглазов уже не мог остановиться. Уж слишком легко все сходило ему с рук. И еще – после убийства Фроловой Григорий понял, что девочки-подростки и зрелые женщины перестают его интересовать. Они его больше не возбуждают. Ему нужен кто-нибудь помоложе. И он вспомнил маленьких девочек, учениц вторых-третьих классов, спешащих в школу. Вспомнил их нежные лица и словно бы ощутил под пальцами гладкую детскую кожу. Вот кого ему хотелось.

Вчера вечером ему позвонила Анжела и пригласила к себе в гости. Шеф как раз отбыл на неделю в Финляндию. Синеглазову не хотелось ехать. Он сослался на то, что у него болит спина. Но Анжела пообещала сделать массаж, и к тому же, Григорий понимал, что с Анжелой лучше не ссориться. Он приехал. Все было как всегда, только, лежа в постели с Анжелой, он испытывал какое-то отвращение. Его раздражало потное тело, волосатая промежность, раздражало белье. А в ванную идти с ним она не согласилась.

Кое-как, превозмогая отвращение, Григорий удовлетворил Анжелу, хотя несколько раз поймал на себе ее странные испытующие взгляды.

– Ты какой-то не такой, как всегда.

– Спина болит, – опять соврал Синеглазов.

– Тогда обратись к врачу, пока не поздно. А то разовьется радикулит, будешь лежать как бревно.

– Ладно, воспользуюсь твоим советом, – пообещал Григорий, затягивая брючный ремень.

А вот от прикосновения к ремню на его лице появилась улыбка, и он тут же возбудился, вспомнив, как висела в ванной Катя Фролова, и ее руки стягивал именно этот ремень.

Анжеле пришлось удивиться, когда Григорий вдруг быстро сбросил брюки, повалил женщину на ковер, грубо овладел ею, что, как ни странно, доставило и Анжеле какие-то новые ощущения и неописуемое удовольствие.

– Вот теперь я вижу, что ты такой, как прежде. А также я поняла, Григорий, что ты симулянт и ссылаешься на свою спину только потому, что не хочешь меня.

Она не догадывалась о том, что Синеглазова возбуждало не ее тело, что он приходил в восторг, сжимая в руке свой брючный ремень, упругий и длинный…

Взволнованный и покрытый испариной после просмотра криминальной хроники, Григорий заметался по квартире. Его энергия искала выхода. Он быстро оделся. На этот раз он был в светлом плаще, кроссовках, джинсах и свитере. В джинсах был все тот же ремень.

Григорий сбежал вниз, прислушиваясь к тому, как поскрипывает узкая полоска кожи, втянутая в шлевки брюк.

Смеркалось. Небо было серое, асфальт еще не высох от недавнего дождя.

Григорий, широко шагая, двигался по проспекту Мира. Он вглядывался в лица детей и был похож на отца, который безуспешно пытается отыскать дочь, потерявшуюся в толпе.

И вдруг возле рыбного магазина, где нестерпимо воняло селедкой и раскисшим от рассола деревом бочек, он увидел то, что хотел, – девочка лет восьми или девяти стояла прижавшись к стене. Ее глаза были полны страха, она вздрагивала. А люди проходили мимо, не обращая внимания.