Облава на волка - Серегин Михаил Георгиевич

– На Северную Пустошь вези, – скомандовал Николай, вспомнив название окраинного района города, – знаешь?

– Ага, – кивнул старичок, – как не знать – шестой десяток лет езжу. Стольничек бы…

– Сколько? – возмутился Щукин. – Да туда больше полтинника никогда не брали!

– Может быть, когда-то и не брали, – флегматично ответил мухомор, – а сейчас другие расценки. Стольник.

– Полтинник.

Старичок, очевидно, решив не встревать больше в дискуссии, сбросил скорость и свернул к обочине.

– Будешь платить или нет? – осведомился он. – За полтинник не повезу. Нашел дурака – шестой десяток езжу, таких смешных цен не видел.

– Заплачу, – проговорил Николай, – поехали…

Старичок молча вывернул руль и выровнял машину на полосе.

Щукин тряхнул головой и усмехнулся.

«А чего я паникую на самом-то деле? – подумал он вдруг. – Мало ли в каких я переделках не бывал… Подумаешь, фон барон какой – вчера бабками разбрасывался, а сейчас за сто рваных повелся… Нехорошо… А за проезд я все-таки заплачу. Совесть пассажира, как говорится, лучший контролер. Но и старого за скряжничество наказать надо. Шестой десяток он ездит… А ума не нажил. Посмотрим…»

– Закурить не будет? – спросил Николай у мухомора.

– Не школьник, – пропыхтел старик, – свои иметь надо…

Но все-таки, не отрывая взгляда от дороги, полез в боковой карман куртки, покопался там и достал початую пачку сигарет «Прима».

– Рабоче-крестьянские, – сказал он, протягивая пачку Николаю, – куришь такие?

– А как же?! – усмехнулся Щукин. – Такую прелесть и не курить…

«Ништяк, – подумал, внимательно проследив за тем, как старик тщательно застегнул карман куртки, хотя Николай еще не отдал ему его пачку, – бумажник-то в кармане… Вместе с куревом бабки держит – прижимистый типчик, больше стреляет, чем свои курит, лишний раз за сигаретами в застегнутый карман не полезет. Удивляюсь, как он меня угостил… В счет обещанного стольника? Ага, сейчас… Пусть тебе, куркуль, Европа гуманитарную помощь таранит, а я не Организация Объединенных Наций…»

Старичок-мухомор искоса глянул на дорогой костюм Щукина, но ничего не сказал.

Николай ловко вытащил сигаретку и ткнул пальцем в провалившуюся кнопочку прикуривателя, а через минуту, когда прикуриватель выскочил из паза, подхватил его и поднес к сигарете, прикурил и, внезапно взвыв, уронил прикуриватель между сиденьями.

– Лови его, лови! – закричал старичок, будто увидел огромную мышь в своем автомобиле. – Лови, а то сиденье прожжет!

Но Щукин уже наклонился в сторону старичка и, пошарив рукой под сиденьем, извлек прикуриватель.

– Все в порядке, – констатировал он, пыхнув сигареткой, – пожар ликвидирован в зародыше.

– Баламут, – проворчал старик, вставляя прикуриватель в родной паз, – только и ездить с такими…

Щукин снова усмехнулся и опустил стекло, чтобы выпустить наружу серый дым грубой сигареты. А когда старичок-мухомор отвлекся на светофоре, переложил из рукава во внутренний карман небольшой, но туго набитый бумажник, который стырил у старика из кармана, когда шарил между сиденьями в поисках сбежавшего прикуривателя.

* * *

Щукин шагал по разбитой асфальтовой дороге Северной Пустоши. Вредный старик высадил его за добрый километр от предполагаемого места доставки, объяснив свой поступок тем, что на такой раздолбанной дороге добивать и так помирающую тачку из-за ста рублей не собирается.

«Хрен тебе, а не стольник», – мстительно подумал Щукин.

Он расплатился со стариком-мухомором, достав из его же собственного бумажника две купюры достоинством по сто рублей каждая. Одну он отдал старику, а вторую положил в свой карман. Плотно набитый бумажник же Щукин незаметно бросил под сиденье – не в его правилах было грабить стариков, пусть даже таких вредных, как этот мухомор.

Настроение Щукина несколько улучшилось. Весеннее солнце светило ярко и грело уже по-настоящему – так, что хотелось скинуть пиджак и тесные туфли и пройтись босиком по теплой земле. В кармане Николая хрустела сотня, а неизвестность будущего совсем не пугала его. Главное, что он был живой и невредимый – и на свободе, а такие вещи он привык ценить пуще материального благополучия, значение которого многим людям свойственно преувеличивать.

А зачем?

Деньги – штука зыбкая, и Щукин понимал это лучше кого бы то ни было. Главное в жизни – свобода и независимость, а независимость – это возможность самому определять свои предстоящие поступки; именно так Николай Щукин и поступал всю свою не очень долгую, но чрезвычайно насыщенную различными событиями жизнь.