Антимавзолей - Воронин Андрей

Гургенидзе задумчиво пожевал верхнюю губу, испытующе глядя на Клыкова. Он привык доверять интуиции начальника охраны, но его разбирало жгучее любопытство. Кроме того...

– Не пойдет, Коля, – сказал он, найдя наконец достаточно веский аргумент. – А вдруг там бомбы, или авиационный бензин, или еще какая-нибудь дрянь? Ты что, предлагаешь мне построить дом на пороховой бочке? Надо посмотреть, уважаемый.

– "Хочу" и "надо" – это далеко не одно и то же, – проворчал Клыков. – Впрочем, поступай как знаешь. Ты – начальник, я – дурак... Тебя ведь все равно не переспоришь.

– Нет, – покачал головой Георгий Луарсабович, – не переспоришь. Потому что я прав, понимаешь?

– Ну, естественно, – сказал Клыков и, обреченно махнув рукой, распахнул дверь.

Они увидели просторное помещение со светлыми, как в больничной палате, стенами и старомодной мебелью в полотняных чехлах. Вдоль двух глухих стен, уходя под самый потолок, тянулись книжные полки, за долгие годы заметно прогнувшиеся под тяжестью множества солидных томов в тисненных золотом переплетах. Под сенью книжных полок разместился письменный стол – огромный, массивный, со множеством ящиков и полочек, обтянутый поверху сукном. Позади стола стояло удобное кресло с высокой спинкой, а на столе, помимо настольной лампы на тяжелой бронзовой ноге и роскошного письменного прибора, выстроилась в ряд целая шеренга телефонов, самый старый из которых представлял собой деревянный ящик с торчащей сбоку ручкой и трубкой, похожей на душевую насадку. Телефонов было ровным счетом шесть штук; подключенные к ним провода, змеясь и перекрещиваясь, ныряли под книжную полку и там терялись из вида.

Слева на столе лежала стопка чистой бумаги, а справа виднелся ворох исписанных мелким, но размашистым почерком листков. Два или три листка лежали посередине; верхний был исписан до половины, и на нем наискосок лежала ручка – старинная, костяная, из тех, в которые вставляли стальное перышко и которые нужно было макать в чернильницу. Рядом стоял стакан в литом серебряном подстаканнике, в стакане ложечка – такая же, как те, что хранились в буфете за стеной. Если бы эта картина была освещена не пляшущими лучами фонарей, а ровным светом настольной лампы, могло показаться, что обитатель этого странного кабинета отлучился на минутку и вот-вот вернется к прерванной работе.

Клыков направил фонарь в дальний угол. Теперь стало ясно, что это помещение когда-то служило не только кабинетом, но и гостиной, и даже спальней. Под лампой с тяжелым от пыли полотняным абажуром стоял круглый обеденный стол, накрытый плюшевой скатертью с золотой бахромой, в окружении тяжелых стульев с высокими спинками. За раздвижной ширмой помещалась узкая, застеленная без единой морщинки кровать; глубокое кожаное кресло под торшером, казалось, еще сохраняло очертания тела того, кто сидел в нем полвека назад. У стены стоял тяжелый старинный диван – тоже кожаный, обтянутый белым полотняным чехлом.

Там, на диване, лежало тело – не валялось, как все остальные тела в этом бетонном склепе, там, где его настигла пуля профессионального убийцы, а именно лежало, как будто человек прилег на минутку, а встать уже не смог. Голова с неопрятной седой бородой и остатками волос над ушами покоилась на подушке, одна рука лежала на груди, другая свешивалась с дивана, почти касаясь высохшими пальцами паркетного пола. При жизни человек этот был невысокого роста и умер в весьма преклонном возрасте. На нем был старомодный и даже старинный костюм-тройка, серый и изрядно поношенный, из-под седой бороды выглядывал смешной галстук-бабочка – синий в белый горошек.

На ногах у покойника, странно контрастируя с костюмом, были мягкие войлочные сапожки без подметок.

Гургенидзе и Клыков склонились над телом, а потом выпрямились и переглянулись.

– Неужели умер своей смертью? – изумленно спросил Клыков.

– На первый взгляд – да, – с сомнением ответил Гургенидзе. – Точнее без экспертизы не скажешь. Существует множество способов отправить человека к праотцам без применения огнестрельного оружия. Но вообще-то все это выглядит очень странно. Получается, он тут жил, а все они, – он вяло махнул рукой через плечо, в сторону открытой двери, – его караулили, чтобы не сбежал...

– А когда он помер, их всех здесь положили, – закончил за него Клыков. – В точности как рабов фараона, чтобы ему, значит, в загробной жизни было кем командовать...