Облава на волка - Серегин Михаил Георгиевич

Дело в том, что за проданный под видом черной икры гуталин срок полагался не особенно большой, но в ходе расследования вскрылось такое количество темных делишек Ляжечки, что последнему реально грозила опасность провести за решеткой всю оставшуюся жизнь.

Но, порядком помариновавшись на предварительном следствии, Ляжечка получил всего-навсего три года, год из которых он отсидел в СИЗО, и со спокойной душой поехал в лагерь под Самару.

Почему срок он получил ничтожно малый и почему в кабинет к следователю именно в те часы, когда допрашивали Ляжечку, то и дело шныряли представители Федеральной службы безопасности, понять было несложно, и на зоне, где ни от кого никаких секретов быть не может, Ляжечку сразу отнесли в разряд «сук» – воров, продавшихся властям и работавших на лагерную администрацию.

Но трогать Ляжечку побаивались – все-таки он, скорее всего, ходил под «крышей» федералов.

«И чего ему от меня надо? – мрачно подумал Щукин, поедая сосиски и боковым зрением рассматривая радостно треплющегося о чем-то незначительном Ляжечку. – В лагере в друзья набивался и теперь вот… Двинуть, что ли, ему по жирному рылу и… Да нет, крик подымется, а я еще не доел. И кофе не допил…»

– А я тебя сразу узнал, – радостно болтал Ляжечка, – нисколько не изменился. Ха-ха… А помнишь, как в нашем отряде стукача Сапронова наказали? Приколотили его мошонку гвоздем к нарам. Он бы и рад побежать накапать на всех, а не может – муде-то болит! Так и сидел, пока вертухаи с вечерней поверкой не пришли! Помнишь?

– Помню, – кивнул Щукин, – помню, конечно. И тебя точно так же хотели наказать, но как-то… не пришлось.

Ляжечка сразу осекся, но через мгновение уже снова овладел собой.

– Да… – жиденько посмеялся он, – было дело… А что это ты жрешь? Фуфло какое-то… Сейчас я шашлычка закажу, бутылочку…

– Я не пью, – неприязненно поморщился Щукин.

– Ну да! – хохотнул Ляжечка. – От тебя за версту перегаром разит! Не пьет он… Вот что я тебе скажу, Колян… – Ляжечка вдруг понизил голос до шепота и оглянулся вокруг, хотя кафе было почти пустым. – Ты, конечно, догадывался, что я на зоне того… под мусорами ходил. Да. Теперь честно хочу сказать – ходил. Был вынужден. Меня сломали на предвариловке. А знаешь, как меня ломали, а? Знаешь, как чекисты ломать умеют, а? Они, падлы, отца моего старенького притащили к следаку – типа на очную ставку. Он жалкий такой сидит, седой весь, руки трясутся. Пять минут посидел, ни слова не сказал, а потом его вывели. И мне говорят – видел? Хочешь, чтобы завтра же он соучастником по твоему делу пошел? Ведь на его квартире два ящика гуталина нашли – я ему тогда притаранил, потому что у себя хранить уже негде было… Что мне было делать, а? Вот скажи, что бы ты сделал в таком случае, а?

Щукин пожал плечами.

– То-то, – цокнул языком Ляжечка. – А я пошел на договоры с легавыми только потому, что выжить хотел. Знаешь, сколько мне светило? Ну и план у меня был… Хочешь узнать какой?

– Нет, – ответил Щукин и отправил в рот очередную сосиску.

– А я тебе все равно скажу…

– Слушай, Толик, – сказал Щукин, в упор посмотрев на Ляжечку, – шел бы ты своей дорогой, а? А я своей. Не по пути нам с тобой, Ляжечка, понял?

Ляжечка сглотнул, несколько минут сидел молча, наблюдая за тем, как Щукин поглощает сосиски.

– Знаешь, почему я не в Москве? – спросил он вдруг у Щукина.

Тот промолчал, увлеченный очередным ломтиком колбасного изделия.

– Ну, спроси меня, почему я не в Москве?

– Пошел ты…

– А потому, – низко наклонившись к Щукину, проговорил Ляжечка, – что свалил я оттуда, понял? Сбросил мусоров с «хвоста» и удрал. Сюда, подальше от центра. Они ведь, гады, мне что предложили… Предложили под прикрытием работать. Ну, это знаешь – внедряешься по старому знакомству в какую-нибудь ОПГ, разнюхиваешь там все, цепляешь все связи, все нужные документы, накручиваешь братву на дело и бежишь к своему связному… Тот звонит куда надо и – чик. Всю ОПГ в полном составе берут мусора и крутят на полную катушку, имея на руках все собранные мною сведения. Круто? Только я подумал, подумал и решил унести ноги подобру-поздорову. Человек я немолодой уже и такой нервной работой заниматься не могу. К тому же, скажу тебе честно, претит мне на мусоров работать… – Ляжечка постучал себя ребром ладони по горлу. – Во как претит, – сказал он, – сил нет никаких. Короче говоря, в розыск меня объявили, – печально закончил он. – Не веришь, можешь в ментовку зайти, справиться.