Кровавый путь - Гарин Максим

Та смотрела на него, не моргая.

– Открыть?

– Как хочешь.

– Нормальные люди по телефону звонят, прежде чем прийти, – пробормотал Рублев, но женщина уже успела почувствовать, как замерла его рука, как, казавшиеся ей мягкими и горячими, пальцы вмиг сделались сухими и шершавыми.

– Наверное, все-таки стоит открыть.

Светлана знала, стоит подыграть желаниям мужчины. Все равно сделает по-своему, и запреты не подействуют.

– Стоит, все-таки, – ответил Комбат и направился к двери.

Иваницкая, торопясь, застегивала разошедшуюся на груди блузку. Она услышала голоса в прихожей и не знала, выходить ей из спальни или нет.

«Если пришли не надолго и Борис Рублев собирается выпроваживать гостей, то можно остаться. Но если те задержатся, будет глупо через полчаса выходить и здороваться».

Рублев стоял перед открытой дверью и смотрел то на Подберезского, то на Бахрушина. В том, что они приехали к нему вместе, было что-то не правильное. Что именно, Комбат пока еще не понял. Каждый из них в отдельности не вызывал бы у него подозрений, но, собравшись вместе, они могли договориться о чем-нибудь, в чем он не хотел участвовать.

– Комбат, – широко улыбаясь, Подберезский шагнул в квартиру и обнял своего командира, правда, это получилось у него не очень-то искренне – так, словно бы следом за этим Андрей собирался одолжить у него немного денег.

Бахрушин тут же заметил женское полупальто на вешалке и туфли, стоявшие у тумбочки.

– Мы тут с Леонидом Васильевичем… – принялся объяснять Подберезский.

– Я понял, решили заехать, проведать меня.

Небось, случайно встретились на улице, – с издевкой ухмыльнулся Комбат, закрывая за Бахрушиным дверь.

Андрей достал бутылку и протянул Рублеву.

– Посидим, поговорим.

– Кстати, твою Машу Мослакову сектанты больше не достают?

– Нет, вроде бы отвязались. Уж не знаю, что ей проповедник после твоей «проповеди» сказал, но она и на собрания ходить перестала.

Рублев обернулся. Из спальни вышла Иваницкая. Она смотрела несколько виновато, румянец возбуждения еще не исчез с ее щек.

И Бахрушин решил, лучшее сейчас – это не делать вид, будто не понимаешь, что помешал людям.

– Ну, Борис Иванович, извини, если помешали. Давай мы с Андрюшей в другой раз приедем, – и он взялся за ручку замка.

– Погодите, Леонид Васильевич, все нормально.

Он взял бутылку из рук Подберезского и засунул в морозильник. Вместо нее достал другую, точно такую же, но холодную.

– Вы тут знакомьтесь, а я закуску приготовлю.

Подберезский, Бахрушин и Иваницкая расположились на диване и на кресле. На столике уже стоял коньяк, фрукты и тонко порезанное копченое мясо. Хлеб лежал на отдельной тарелке.

«Она резала, – подумал Подберезский, – Комбат и мясо и хлеб режет раза в три толще и складывает их в одну тарелку».

«А она ничего, – подумал Бахрушин, разглядывая Иваницкую, – на дуру не похожа, на стерву – тоже. А то, что смотрит она на меня с неприязнью, так это понятно. Кому приятно, когда вытаскивают из постели, не дав закончить начатое? Это то же самое, что рюмку до конца не дать допить».

– Меня зовут Леонид Васильевич, его – Андрей. А вас?

– Светлана.

– А по отчеству?

Иваницкая искоса посмотрела на Бахрушина и не ответила.

«Вот, чертовка, – подумал Бахрушин, – и слова не сказала, а дала понять, что я ей в отцы гожусь».

– Я пойду, помогу, – Подберезский чувствовал себя неуютно в воцарившемся молчании.

– Сиди, – резко прикрикнул на него Бахрушин.

А Комбат тем временем резал на кухне мясо толстыми ломтями и шепотом ругался матом.

– Как надо, не дождешься, чтобы приехали в гости, а только пригласишь женщину – они тут, как тут! Да и дела у них никакого нету, иначе бы сразу выложили.

Бахрушин, старясь придать своему голосу мягкость, наклонив голову на бок, проговорил, обращаясь к Светлане:

– Мы, между прочим, к Борису Ивановичу приехали с очень интересным предложением.

Иваницкая, как каждая женщина, была любопытна и даже не постаралась этого скрыть:

– Да?

– Я хочу предложить ему работу.

– Извините, но не знаю чем вы занимаетесь.

– Тем же, чем и Борис Ивановича занимался раньше, – усмехнулся Бахрушин, на этот раз ставя Иваницкую в неловкое положение, она о прошлом Рублева знала лишь приблизительно, и тут же, без всякой связи добавил:

– А вы очень красивы.

А затем, не давая опомниться Иваницкой, выдал Подберезского с головой: