Филин - Воронин Андрей

– Как же ты выходишь из положения?

– Идеальных мужчин, Герман, не существует.

Кто-то мало зарабатывает, кто-то недостаточно усерден в сексе, кто-то забывает говорить слова любви.

К счастью, мне приходится работать с женами отъявленных мерзавцев, другие в мою клиентуру не попадают. Мерзавец – он во всем мерзавец.

– Послушаешь тебя, – вздохнул Герман, и желание жениться отпадет напрочь.

Зазвенел телефон:

– Извини, – Серебров не спеша вошел в кабинет.

На этот раз он не прикрывал дверь, но и не называл Геннадия Павловича по имени вслух.

– Да, да, конечно, я, – бросал Серебров в трубку. – Вот видите, как я и говорил.

– Даже ты иногда оказываешься прав, – сказал Серебров, вернувшись в гостиную, – любовника Станиславы нашли убитым за городом.

– Его застрелили? – выдохнул Герман.

– Нет, утопили в мелиоративном канале.

– Не желал бы я себе такой смерти. Ты, Сергей, не боишься после этого подступаться к Станиславе?

– С чего бы мне бояться? Я не сомневаюсь, что соблазню ее. Конечно, остается шанс окончить жизнь, как и предыдущий любовник, но если она полюбит меня по-настоящему, то найдет способ оградить от мужа. Если прежнего любовника убили, значит, она не дорожила им. Чего сидишь, – внезапно сменил тон Серебров, – день не кончился, тебе еще предстоит разузнать о Раисе Скворцовой и Ольге Кабановой.

Не забудь про дочку генерала Кристину.

– Я и так сегодня много накопал, – возразил Герман.

– Хочешь сказать, рабочий день кончился?

– Вообще-то, да, скоро шесть часов.

– Герман, сделаем одно уточнение: мои деньги крутятся в твоем кармане лишь с восьми утра и до пяти вечера?

– Нет, они и ночью там лежат, – растерялся Богатырев.

– Значит, и ты тоже должен крутиться круглые сутки, лады? – Серебров подал ладонь Герману.

Тот вяло пожал ее:

– Лады.

– На твоей совести еще жена бывшего депутата и, наверное, самый трудный орешек – жена генерала. Не люблю жен военных.

– Почему?

– Они или прожженные стервы, не умеющие любить, готовые отдаться первому кавказцу с солдатской кухни, или же, наоборот, глядя на них, даже не заподозришь, что под юбкой – что-то интересное. Такие жены не просто жены, они рождаются супругами генералов, полковников, и, попадись им в оборот самый последний оболтус, они выведут его в люди.

Так что, Герман, поближе присмотрись к Ольге и Кристине – дочке Кабанова, а я пойду почитаю на сон грядущий досье Григория Викторовича, настоящий он генерал или же муж супруги генерала.

На том и расстались Серебров с Богатыревым, сговорившись, что встретятся утром, на этот раз у Германа. Богатырев, бурча под нос проклятия, понимая, что в ближайшее время покой ему будет только сниться, спустился к машине.

«Одного бензина долларов на десять проездил, – негодовал он, запуская двигатель. – Все ему узнай, все ему доложи, а потом на всем готовеньком он сам в рай въедет». Герман бурчал лишь для порядка. Он любил Сереброва, хотя и не всегда понимал, что творится у того в душе. По большому счету, у Сереброва и врагов-то не было, мужья редко узнавали об изменах соблазненных Сергеем Владимировичем жен.

Женщины же, как в этом убеждался Богатырев, продолжали боготворить Сереброва и после того, как он бросал их, для каждой придумывая благовидный предлог.

Глава 8

Бывший депутат, бывший министр Александр Скворцов и его жена Раиса жили неподалеку, поэтому Богатырев, решив сэкономить на бензине, надумал сперва заехать к ним и лишь потом податься к Кабанову. Богатыреву пришлось довольно сильно удивиться. Ему-то казалось, что он Москву знает вдоль и поперек.

Да, на этой улице ему приходилось бывать с десяток раз, но он и предположить не мог, что так быстро могут возвести очень даже пристойный жилой дом в шесть этажей. В центре, где земля ценится на вес золота, могли бы возвести дом и повыше, но перед архитектором поставили задачу сделать так, чтобы дом не слишком бросался в глаза, если смотреть с улицы.

Знаки вокруг были расставлены так хитро, что не найдешь, где машину поставить.

Рискуя получить штраф, Герман оставил машину под фонарным столбом и выбрался на тротуар, недавно вымощенный цветной фигурной плиткой.

«Да, слуги народа живут куда лучше своих хозяев», – повторил расхожую фразу Герман, подходя к стальному ограждению.

Металлические прутья складывались в незамысловатый, но изящный узор.